Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

В «Бродячей собаке» их постоянно подстерегали соблазны. Посиделки часто длились до утра, оставалось пять-шесть человек. Анна собиралась ехать последним поездом в Царское Село, а Гумилев решал остаться. По ее воспоминаниям, он усиленно флиртовал с Адой Губер, а жена поджимала губы и разливала чай. Бешеный темперамент Гумилева требовал новой пищи. Однако он никогда не встречался сразу с двумя женщинами. В этот период в разгаре его роман с О. Высотской. Анна Андреевна не могла этого не чувствовать, хотя отношения не афишировались – Гумилев всегда был конспиратором.

Но, видимо, что-то все же произошло между ними, потому что Анна уезжает на Рождество в Киев к матери. Одна, без мужа. И без сына. Возможно, именно тогда были написаны горькие стихи:

Этот начальный афоризм указывает на ощущение героиней потерянности, оставленности. И эта грань «любимая – разлюбленная» характеризуется предельно просто, буднично: просьбами. Она теряет право на него, поэтому больше нет просьб к нему. Впереди ждет опасность и неизвестность: «И я стану – Христос помоги! – / На покров этот светлый и ломкий», то есть на бесцветный ледок. Боль, обида сквозят в строчках, посвященных ему. И это тоже, видимо, следствие их объяснения: вырывается наболевшее.

Горькая ирония, даже сарказм разлюбленной женщины искупается здесь надеждой на творчество и будущую славу, подаренную ей любящим когда-то человеком:

Слава горькая – все, что ждет героиню. Она давно знает, какой ценой платит за свой дар…

А у Гумилева немногим позже появятся редкие для него исповедальные стихи: первый вариант «Пятистопных ямбов», после которых Ахматова, по ее признанию, не претендует больше ни на что в его поэзии. Она воспринимала эти стихи как прощание с ее образом в творчестве Гумилева. И действительно, прощание:

Ощущение потери, разочарование, покаянный мотив звучат в стихах. Следующий фрагмент перекликается с блоковскими «О доблестях, о подвигах, о славе» («Ты в синий плащ печально завернулась, / В сырую ночь ты из дому ушла»):

Объяснение, видимо, было как раз в конце 1912 года. По крайней мере Анна Андреевна пометила это стихотворение: «1912, Ц. С.». И даже если в «Ямбах» воссоздана ситуация с Ольгой Высотской, как считают некоторые исследователи, первоначальная идея его связана с Ахматовой. Да, и объяснение было. Вполне возможно, что женщины говорили одно и то же. Упреки в нелюбви всегда звучат одинаково. Только Ахматова не ушла, как ушла беременная Высотская: раз и навсегда.

Здесь героиня у Гумилева обретает обобщенные черты: задумчивая, строгая, разуверившаяся женщина. Произнося слова отречения, она понимает, что, покидая когда-то любимого мужчину, она губит и себя, ведь он отнял любовь и веру. А герою нечего возразить, нечего ответить.

Всю вину за разрыв герой берет на себя. Он сам оказался несостоятельным (как и герой А. Блока), не смог дать любимой того, что она ждала. Однако продолжение первого варианта все-таки указывает на Высотскую: разрыв с ней, произошедший где-то весной 1913 года, мог вызвать такую реакцию:

Едва ли Гумилев отнес бы жену к «мгновенному миру». Да она и не ушла, она уехала на Рождество в Киев к маме, чтобы потом вернуться снова в дом Гумилевых, к мужу и сыну.

19 декабря в вагоне Анна Андреевна пишет стихотворение, которое потом будет датировать 1 января 1913 года, первой годовщиной существования артистического кабаре «Бродячая собака»: «Все мы бражники здесь, блудницы». Стихотворение о соблазнах этого пристанища богемы, о начале знакового года, к которому обратится потом в «Поэме без героя». Начинался безумный год – последний мирный год перед катастрофой.

Об этом стихотворении Ахматова в старости говорила, что ни о каких пороках речи не было, так, игра, в особенности по сравнению с современностью, «стихи скучающей капризной девчонки, а не описание разврата, как принято думать теперь». Однако, когда писала, она определенно чувствовала присутствие греха, искушение, отступление от истинного пути, соблазн. Рисуя обстановку «Бродячей собаки», Ахматова ставит героиню в положение выбора. Ее подкарауливают, сторожат эти «глаза осторожной кошки», выжидают удобного момента. Но если уступить соблазну – впереди ад.

Начало года ознаменовалось литературной борьбой. Акмеисты все громче заявляют о себе. С. Городецкий в своих выступлениях в защиту акмеизма опускается до личностей, до оскорблений, вызывает бурю протеста в среде идейных противников. Даже Гумилев уже спорит с ним публично, указывая на просчеты Городецкого. Внутри кружка акмеистов постепенно назревает противоречие между двумя руководителями.

В первом номере «Аполлона» за 1913 год напечатаны статьи обоих синдиков Цеха поэтов и лидеров акмеизма: «Наследие символизма и акмеизм» Н. Гумилева и «Некоторые течения в современной русской поэзии» С. Городецкого, которые расценивались как манифесты акмеизма. Борьба обострилась. Ахматова вспоминала, как старик Радецкий с гигантской бородой потрясал кулаками и кричал: