Ольга Черненькова - Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой

Горячо целую тебя и Леву, погладь Молли.

Гумилев отдыхает от всего, что терзало его в Петербурге. Еще в море, в начале путешествия, он станет свидетелем охоты на акулу. Прибыв в Джибути 25 апреля, он отправил еще одно письмо жене.

Дорогая моя Аника,

я уже в Джибути, доехали и высадился прекрасно. Магический открытый лист уже сэкономил мне рублей пятьдесят и вообще оказывает ряд услуг. Мое нездоровье прошло совершенно, силы растут с каждым днем. Вчера я написал стихотворение, посылаю его тебе. Напиши в Дире-Дауа, что ты о нем думаешь. На пароходе попробовал однажды писать в стиле Гилеи, но не смог. Это подняло мое уважение к ней. Мой дневник идет успешно, и я пишу его так, чтобы прямо можно было печатать. В Джедде с парохода мы поймали акулу; это было действительно зрелище. Оно заняло две страницы дневника.

Что ты поделываешь? Право, уже в июне поезжай к Инне Эразмовне. Если не хватит денег, займи, по возвращении в Петербург у меня они будут. Присылай мне сюда твои новые стихи, непременно. Я хочу знать, какой ты стала. Леве скажи, что у него будет свой негритенок. Пусть радуется. С нами едет турецкий консул, назначенный в Харрар. Я с ним очень подружился. Он будет собирать для меня абиссинские песни, и мы у него остановимся в Харраре. Со здешним вице-консулом Галебом, с которым, помнишь, я ссорился, я окончательно примирился, и он оказал мне ряд важных услуг.

Целую тебя и Левика.

Гумилев не высказывает беспокойства по поводу того, что не получает писем от Анны. Он привык к сменам ее настроений, да и почта не всегда безупречна, рано беспокоиться. Однако он живо интересуется, что она пишет. Возможно, чувствуя вину, что так надолго оставил ее в Петербурге, советует поскорее ехать к матери отдыхать. Чувствуется, что путешествие доставляет ему удовольствие. Зная, как не любит Анна его рассказы об Африке, коротко рассказывает о главном. Да вроде бы не об Африке, а о литературной работе: он ведет дневник, предназначенный для печати. Радуется, что Открытый лист, выданный ему Академией наук, помогает в путешествии.

Уйдя в глубь страны, Гумилев перестанет писать. Он предупреждал об этом куратора от Музея этнографии Л. Я. Штернберга в письме от 7 мая из Дире-Дауа: «Завтра я надеюсь уже выступить, и месяца 3 вы не будете иметь от меня вестей». И планировал только в конце августа появиться в Петербурге.

Путешествие было трудным и опасным, иногда на пределе физических возможностей. Однако поэт упивался риском, борьбой тела и души, что найдет отражение не только в его «Африканском дневнике», но и в стихах. Ночи в палатках под открытым небом, голод, жажда, ненадежность ашкеров, дожди, переправа через реку, кишащую крокодилами, непроходимая грязь, невероятная физическая усталость, такая, что Гумилев однажды заснет среди пустыни и отстанет от каравана. Посещение святилища Шейх-Гуссейна, где поэт не преминет пройти испытание на безгрешность: нужно было пролезть сквозь узкую щель в пещере. По поверью, кто грешен, тот застревает и гибнет.

Приключения продолжались до августа. Гумилеву пришлось занять денег у посланника Черемзина для возвращения в Россию. Домой они с Колей Сверчковым вернулись 20 сентября.

Как прошло ее лето 1913 года? В начале мая Анна Андреевна переселилась к отцу под предлогом его болезни. Здесь навещал ее М. Лозинский, верный друг Гумилева и Ахматовой, с которым у нее тоже непростые отношения. Ему она напишет: «Ты пришел меня утешить, милый…» Утешение требовалось, это очевидно. «Мертвой, думал, ты меня застанешь». В связи с чем мысли о смерти? Сама она больна не была тогда. Образ умирающей пленницы («на окнах частые решетки»), которую навестил «самый нежный, самый кроткий», очевидно, рождался от внутренней боли и чувства безысходности, невысказанности.

В середине мая Анна отправилась с сыном, его бабушкой и теткой в Слепнево. Невозможность объясниться с мужем стала пыткой для нее. Не спасал ни роман с Недоброво, ни более легкий флирт. Одна надежда – на Слепнево, его спокойный и тихий, вечный простор. Однако там у всех на устах оба Коли, от них нет известий, родственники волнуются, ждут. Здесь все связано с ним…

Слепневские бабы принимали ее за полупомешанную, жалели ее. «Бывало, косу расплетет и выйдет за околицу. Ходит и бормочет что-то… Платье белое наденет… И худая была. Видать, до косточек ее прожгло… болью да заботой», – пересказывала потом Н. А. Павлович, побывавшая позже в этих краях.

И рождались горькие строчки в июле:

Рана «ярка»… Ранивший душу палач все не возвращался. Она вспоминала начало их сложного романа, море, его приезд и настойчивое предложение руки и сердца. Анализировала… Очевидно, в связи с этими воспоминаниями родилось стихотворение:

Анна пишет 8 августа М. Лозинскому, просит «пойти в Академию и узнать, имеют ли там известия о Коле». Ей необходимо было первой встретиться с мужем и с глазу на глаз объясниться с ним. Поэтому она вернулась в Петербург раньше всех, 8 сентября. И сразу отправилась к отцу на Крестовский остров.

Гумилев вернулся соскучившийся, был полон впечатлений и не имел представления, в каком аду варилась все это время Анна. Он и знать не знал, что его тайна раскрыта. Встреча состоялась в доме отца. Гумилев не застал жену дома и приехал к Антону Андреевичу. И там ее тоже не было, пришлось подождать. Когда она явилась, отец сказал:

– Вот так все вы, бабы, попадаетесь!

Наконец-то Анна могла царственным жестом протянуть ему письма Высотской. Ошеломленный, Гумилев лишь смущенно улыбался, очень смущенно. Он пойман с поличным, что уж тут… Да и не готов к такой встрече. Состоялось объяснение. Вот тогда, очевидно, они договорились, что предоставляют друг другу полную свободу в интимном плане, однако о разводе пока речь не идет. Они все еще семья, они обвенчаны, у них сын.