Владимир Васильев - Батальоны вступают в бой

Иванов лично подобрал для расчета полушубки, валенки, варежки и ушанки. Он говорил бойцам:

— Мороз страшен не в бою, а перед боем. Тут двойная дрожь получается: и нутро холодит и снаружи стынь прошибает. Так что потеплее надо одеться для начала. А там и сбросить можно…

Я заметил, что бойцы обычно при старшем командире как-то замыкаются, редко говорят по душам. Иванов был не таким. Глядя на него, и Лебедь с Березниковым раскрылись. Последний оказался большим любителем старины. С детских лет собирал древние монеты, черепки, книги и рукописи. В староверской семье он нашел рукописную тетрадь песен. Редкая память помогла коллекционеру тут же рассказать балладу про солдата с метким глазом.

А Лебедь с ранних лет пристрастился к садам и огородам. Он выращивал мичуринские сорта яблок, груш. Арбузы у него удавались, как он утверждал, с пивной бочонок. За дыню получил районную премию…

Страсть к растениям сочеталась со страстью к футболу. Лебедь мечтал о том, как после войны поедет в Киев и там на стадионе угостит победителей кавунами, похожими на кожаные мячи…

За дверью землянки свистела вьюга, а мне чудилось, что это свистели зрители стадиона. Никто из нас не говорил о предстоящем бое.

Наступление на рычковский плацдарм началось на рассвете. 258-я дивизия шла за двумя танковыми бригадами. Наш полк в случае удачи танкистов должен был сразу же захватить переправу через Дон.

Еще перед атакой подполковник Пономарев послал меня в 1-й батальон. Я наблюдал за противником не без опасения: а вдруг он знает о наших намерениях? Но внешне все было спокойно. Немцы изредка выпускали в нашу сторону дежурные снаряды и осветительные ракеты. Кое-где веерами рассыпались трассирующие пули.

Но вот посветлел восточный край неба. В ста метрах можно уже различить траншеи, воронки. Злой предутренний мороз проникал через полушубок, валенки и ушанку. Хотелось потоптаться на месте, похлопать руками, но я не решался нарушить тишину. Минуты ожидания тянулись утомительно долго.

Наконец в глубине нашей обороны загудели моторы и танки двинулись с места. Неприятель всполошился. В небо взметнулись ракеты, освещая дрожащим бледным светом местность. Заговорили противотанковые пушки. Но залпы танковых орудий заглушили их. Удар на этом участке был для гитлеровцев неожиданным. Соединения генерала П. А. Ротмистрова быстро прорвали вражескую оборону. На долю 258-й и 4-й гвардейской дивизий осталось неотступно следовать за тапками, развивать их успех, подавлять отдельные очаги сопротивления.

В центре плацдарма дольше других огрызалось бетонированное пулеметное гнездо. Расчет Иванова установил напротив него свой «максим», и снайпер-пулеметчик подавил огневую точку.

Войска захватили большие трофеи: склады с провизией, воинским имуществом и боеприпасами. Но рассматривать добычу не было времени. На флангах, где наши части наступали без танков, враг оказал серьезное сопротивление.

Одна танковая бригада пошла на помощь кавкорпусу И. А. Плиева, а наша дивизия устремилась к берегам Дона. 991-й стрелковый полк одним из первых вышел на левый берег реки. 15 декабря плацдарм был очищен полностью.

Командарм М. М. Попов вынес благодарность всем участникам боев.

5-я ударная армия оправдала свое название. Операция по захвату рычковского плацдарма вышла из тактических рамок. Мост к спасению группировки Паулюса был окончательно разрушен. Это ускорило продвижение войск Сталинградского фронта и на котельниковском направлении. Судьба многотысячной армии Паулюса была решена.

Сталинградская победа показала всему миру, что в войне наступил коренной перелом. Теперь инициатива переходила к Красной Армии.

обеда на Волге открыла новую страницу в ходе войны. Началось освобождение от немецко-фашистских захватчиков всего юга страны. Наш 991-й полк продвигался по правому берегу Дона. Вот уже снова у нас хутора Александров, Зазерский, Вифлянцев… Всюду нас встречали с великой радостью. Казачата залезали на заборы, деревья, приветливо махали рукавицами и шапками. Женщины и девушки, нарядившиеся в пестрые платки, выносили из домов молоко, моченые груши и радушно угощали бойцов-освободителей. Старики, в форменных фуражках и штанах с красными лампасами, пропахшими нафталином, протягивали нам кисеты с ядреным самосадом. На всем пути подразделений — веселые улыбки, слезы радости, песни, задорная гармонь.

Моя родная станица Николаевская осталась в стороне. Но здесь и незнакомые берега Дона, и балка, наполненная утренним туманом, и одинокие деревца с черными сучьями, и покосившиеся дома с потемневшей соломенной крышей — все было близким, родным, все напоминало о далеком детстве. В этих местах я родился и рос, ходил в школу. В такую пору мы, мальчишки, бегали к Дону, ждали ледохода и готовились к весенней рыбалке. Леска из конского волоса, кованый крючок и бутылочная пробка — вот что тогда нас занимало.

Короткая остановка в одной из станиц. Возле база вечером собрались старики. Отыскался однополчанин моего отца дед Аникий, с кустистой седой бородой. Он помнит, как рубил германцев в 1914 году, как потом красным казаком бился за счастье народа. Сколько раз враги пытались сманить казаков на свою сторону! И теперь фашисты заигрывали с ними: освободили от налогов, вернули атаманов, сотников из бывших кулаков. Даже какой-то генерал казачий прибыл из Берлина. Да только основная масса станичников осталась верной своей родной Советской власти.

Со мной казаки говорили откровенно: для них я был свой. Они спрашивали меня обо всем, что их волновало.

После беседы дед Аникий предложил мне своего коня:

— Слетай-ка, сокол, к своим, взгляни на родную станицу.

Отгадал старик мою думку, но от станицы Чертковской до Николаевской — 60 километров. А 991-й полк уже форсирует Северный Донец. Армейская разведка донесла, что немецко-фашистское командование собирается эвакуировать промышленность всего Донецкого бассейна, а что нельзя вывезти — разрушить.

Мы наступали на плечах противника. Утром 12 февраля 1943 года наша дивизия уже подходила к городу Шахты. Окруженный терриконами, он позволял фашистам организовать прочную оборону. 991-й полк получил задачу во взаимодействии с другими частями дивизии не дать немцам укрепиться в каменных домах, решительным штурмом выбить их из Шахт.

Мы наступали со стороны железнодорожной ветки. По лощине, тянувшейся за нею, можно было скрытно подойти к юго-восточной окраине. Но вражеский пулемет бил по рельсам и не позволял нашим бойцам преодолеть полотно.