Владимир Васильев - Батальоны вступают в бой

За колодцем, в саду, находился гитлеровский снайпер. Он засек Иванова. И как только Иванов приподнял голову над железным щитком, снайперская пуля угодила в него.

Иванов еще был жив, когда его отправили в санроту. Там ему сделали операцию, влили кровь, но врач полка Нина Павловна Воскресенская сказала, что Иванов не выйдет из шокового состояния.

Все же теплилась надежда: врачи тоже иногда ошибаются. Но чуда не произошло.

Перед вечером мы вошли в город. Местные жители засыпали нас цветами. Братья Кругловы сплели из роз и тюльпанов большой венок, и мы пошли прощаться со своим боевым товарищем.

Проводили мы его молча: ни я, ни Кругловы не могли говорить. Но когда мы вернулись в освобожденный город и братья пожелали заменить Иванова за его «максимом», как-то сам собой возник траурный митинг.

Я рассказал, как Николай Иванов во время финской кампании ночами подкарауливал шюцкоровскую «кукушку» и подстрелил ее, как он на протяжении всей своей фронтовой жизни любил собирать оружие и как своим «складом» выручил белорусских партизан.

Павел и Михаил Кругловы вспомнили первые дни войны на румынской границе, как они вместе с Николаем и Андреем Курдюковым отбили ночной десант противника. Младший Круглов с восхищением говорил о мужестве и выносливости Николая.

Березников и Лебедь видели в Иванове своего учителя и замечательного товарища. Лебедь до последней минуты не расставался с Николаем Ивановичем. Он свидетель того, как перед боем Иванов получил из Мурманска письмо, в котором соседи по дому извещали его о смерти матери.

На митинге присутствовали польские горожане и партизаны. Полька Елизавета Джелькевич благодарила советских воинов за освобождение.

Крестьянин Ян Войтек тоже высоко оценил нашу помощь полякам. Он сказал, что никогда не забудет жертв, которые русские понесли в боях за его родину.

Поляки хотели похоронить человека, который за Польшу отдал свою жизнь, на своем кладбище и оберегать его могилу. Но Лебедь сказал, что, смертельно раненный, Николай Иванов просил похоронить его на родной земле.

Братья Кругловы, Березников и Лебедь исполнили последнюю волю друга и доставили его на кладбище партизан в Беловежской пуще. Они нагнали свой полк до начала боя за город Венгрув.

На пулемете погибшего Кругловы высекли надпись: «Со своим „максимом“ знатный пулеметчик Н. Иванов уничтожил 120 фашистов».

В первом же бою новый пулеметный расчет в составе коммуниста Лебедя и братьев Кругловых отомстил за смерть Иванова.

Нужно признаться, что успехи Красной Армии породили кое у кого из нас самоуспокоенность и беспечность. И вот в районе города Венгрув командир пулеметной роты забыл выставить ночной дозор: торопился на встречу с польскими подпольщиками. А гитлеровцы, как на грех, чуть свет под прикрытием тумана перешли в контратаку без артподготовки.

Догонявшие свою часть Березников, Лебедь и Кругловы оказались в полосе действия противника. Михаил услышал немецкую речь, и пулеметчики залегли под кустом. У них было четыре автомата, но не было патронов: на могиле друга они разрядили все диски. Салют получился достойный. А вот сейчас друзья не могли даже предупредить своих об опасности.

Возле места, где притаились гвардейцы, прошли две цепочки вражеских автоматчиков, а за ними следом двое солдат тащили за собой станковый пулемет МГ на длинном брезентовом мешке, чтобы тот не тарахтел.

Лебедь, Березников и Кругловы решили захватить оружие. Они напали на гитлеровцев. Лебедь и Березников бесшумно уничтожили расчет, а Кругловы подхватили пулемет, моментально зарядили его и приготовились ударить в спину наступающим. Но огонь нельзя было открывать. Следом за пулеметчиками шли три солдата с ротным минометом и ящиком мин.

Миша закрыл пулемет мешком, и все четверо снова спрятались за куст. У убитых гвардейцы нашли парабеллум и две гранаты. Когда минометчики приблизились шагов на тридцать, раздалось два взрыва. Они сразили немцев и разбудили бойцов пулеметной роты. Красноармейцы встретили неприятельских автоматчиков очередями из «максимов», а в спину им ударил их же МГ. Мало кому из фашистов удалось унести ноги.

Мы вначале думали, что нас поддержали польские партизаны. И каковы же были радость и удивление, когда из тумана раздался знакомый голос:

— Гвардейцы, не стреляйте в своих!

Так чистая случайность спасла нашу пулеметную роту от разгрома.

Форсировав реку Ливец, полк наступал в направлении города Ядув и вскоре завязал бой на юго-восточной окраине. Противник контратаками пытался остановить наше продвижение. Гвардейцы отразили его наскоки.

Через некоторое время гитлеровцы предприняли еще одну контратаку силой до батальона пехоты с тапками. Их удар пришелся по 1-му батальону, которым теперь командовал капитан Мудраков. Создав на этом участке превосходство в силах, нацисты обошли роту старшего лейтенанта Горельченкова и попытались прижать наших бойцов к реке.

Танки двинулись на гвардейцев, стреляли из пушек и пулеметов. Необстрелянные бойцы побежали к воде, под укрытие крутого берега. В этот критический момент Роскошный вызвал огонь полковой артиллерийской группы. Тяжелые снаряды подожгли несколько машин. Дым от них закрыл местность. Гвардейцы воспользовались этой маскировкой и, преследуя пехоту противника, ворвались в город Ядув. Нам помогали польские патриоты. Они стреляли фашистам в спину, поджигали дома, в которых они засели.

За успешное выполнение задачи Военный совет фронта вынес личному составу 293-го полка благодарность и предоставил краткий отдых. Солдаты мылись, чинили обмундирование, приводили в порядок технику и оружие. Я воспользовался паузой и навестил командира 234-го артполка подполковника Владимира Васильевича Роскошного. Обычно в такие паузы он отсыпался, подолгу сидел за обеденным столом и, закончив трапезу, пел под гитару. Он очень любил этот инструмент и никогда не расставался с ним.

Роскошный занимал заброшенный дачный домик с вишневым садиком. Меня удивила необычная картина: на столе в миске уже остыл украинский борщ, повар принес горячие вареники, а Владимир Васильевич сидит возле окна и грустно поет:

На кровати лежит письмо. Видимо, из глубокого тыла пришла весточка от жены или матери. Но почему же он загрустил?

На мое приветствие Владимир Васильевич что-то буркнул и дал понять, что я пришел к нему не вовремя.

— Садись, перекуси…

Я, грешным делом, подумал, что чем-то обидел его. И сейчас же вспомнил, что действительно перед ним виноват. В боях за город Ядув Роскошный опять отличился: поджег вражеские танки, подавил огневые точки в пригородном имении и на редкость быстро накрыл минометный расчет за церковной оградой.