Филипп Оклер - Тьерри Анри. Одинокий на вершине

По словам Вилли, «отец постоянно наседал на него. У него не было выбора: он должен был добиться успеха. Он говорил мне: «Все, с меня довольно, отец выговаривает мне даже тогда, когда я сыграл удачно». Молодой Тьерри искренне хотел сделать приятное отцу, даже если принять тот факт, что изначально футбол не занимал все его помыслы. «Я начал играть только благодаря моему отцу, – вспоминал он позже. – Каждый ребенок хочет сделать что-то для своего отца… Я все делал так, только чтобы он был счастлив и доволен. Он приводил меня на площадку, и я видел, что, когда я играл, он был намного счастливее меня». Потому что Тьерри действительно играл хорошо, даже слишком хорошо на вкус его сводного брата, не то чтобы кто-то из них задумывался о степени родства на тот момент. «Он никогда не хотел играть в моей команде ( Вилли стоял на воротах) , так как я постоянно критиковал и сердился на него: он ни за что не отдавал мяч».

Это многое говорит о славном характере Вилли, он мог бы завидовать и злобствовать по отношению к своему брату, однако вместо этого он полностью принял свою роль, заключавшуюся в поддержке Тьерри в течение его взросления и становления. Связь между подростками укрепилась настолько, что ничто не могло поколебать доверие между ними. «С ним, – признается Тьерри в 1997 году журналу « Онз », – все выходит далеко за рамки спорта. Я люблю проводить с ним время, потому что мы мало говорим о футболе – десять минут об игре, когда я прихожу домой, и все. Точка. Мы говорим о глупых вещах, которые делали, когда были детьми. С моим отцом мы все равно скатываемся на футбол. Он не может удержаться и говорить о чем-то другом». Когда он уже стал выдающимся футболистом, Тьерри опирался на Вилли, чтобы тот служил связующим звеном с миром, от которого он все больше и больше отдалялся, но в то же время желал все больше контролировать свое взаимодействие с ним. Чтобы связаться с Тити, менявшим номера мобильных телефонов с сумасшедшей частотой, звонили его веселому общительному Вилли, и тот обязательно передавал сообщение. Друзья, журналисты, бывшие одноклубники звонили старшему брату, чтобы попросить билеты, майки, футболки или интервью. И до сих пор все так делают.

Вилли тем не менее не был «советником» в том смысле, в котором выступали небезызвестные братья Николя Анелька, Клод и Дидье. Тьерри позаботился о том, чтобы отблагодарить Вилли за все, что он для него делал, но, несмотря на щедрость знаменитого брата, Вилли никогда не искал в отношениях личной выгоды. Он до сих пор водит поезда парижского метро («Ничего общего с футболом, – говорит он, – разве что иногда мы привозим пассажиров [на стадион «Стад де Франс»] в Сен-Дени». У Вилли нет необходимости что-то просить: два брата делятся и всегда делились между собой.

Когда Тони и Мариз разошлись, их сыну исполнилось всего лишь восемь лет, и казалось, что это не стало для него большой трагедией. Более того, когда позже он возвращался к вопросу о разводе родителей, то делал это больше для того, чтобы лишний раз подчеркнуть, что на него этот шаг, как могли бы подумать сторонние наблюдатели, эмоционально никак не повлиял; и нет никаких причин верить, что он сказал это для того, чтобы спрятать какой-то более глубокий душевный шрам. Те, кто знал эту пару, не удивились принятому решению. Один из друзей описывал Тони и Мариз как «небо и землю», добавляя, что удивительно скорее то, что они смогли так долго прожить вместе – таким был контраст между их характерами. Родительские обязанности разделили с наименьшими возможными проблемами, таким образом, чтобы условия устраивали обе стороны. Тони отправился жить самостоятельно, но неизменно возникал всегда и везде, где сын играл в футбол – что он делал между своими появлениями на бровке, никто толком не знал; Мариз позже переехала в соседний городок Орсе, где ее работодатель – местный университет, где она работала администратором, – предоставил ей квартиру в кампусе. Там она заботилась каждодневно о своем сыне, стараясь внушить ему чувство дисциплины и уважение к «хорошим манерам». Все это очень пригодилось Тьерри в последующие годы. Все, кто знал Мариз, описывали ее как «сдержанную», «мягкую» и даже «застенчивую» женщину. Однако она должна была обладать сильным характером, чтобы поднять и воспитать двух сыновей так, как она это сделала – обеспечивая их простым, но комфортным существованием в довольно суровой среде. Дома у нее главенствовал строгий порядок: Тьерри не мог прикреплять постеры со своими любимыми футболистами над кроватью, так как это портило обои Маризы; даже в возрасте восемнадцати лет Вилли не разрешалось нарушать действующий в семье «комендантский час» (появляться дома следовало до двенадцати ночи, даже по субботним вечерам). Если Тони являлся двигателем, толкавшим Тьерри вперед первые десять лет его футбольной карьеры, то Мариз была той скалой, на которую он всегда мог опереться, человеком, сделавшим больше, чем кто бы то ни было, для формирования его отношения к окружающему миру: держать дистанцию, иногда даже слишком большую, но быть всегда вежливым и учтивым в общении с незнакомыми людьми. А что касается футбола? Это прерогатива Тони, и только его одного.

Молодого Марадону запечатлела камера в тот момент, когда он играл и жонглировал мячом в самом центре стадиона «Бока Хуниорс»; однако не сохранилось образов Тьерри со стадиона «Парк де Пренс», когда в столь же юном возрасте он ошеломил болельщиков, лишь несколько любительских пленок VHS – то немногое, что может показать, как он празднует забитый гол перед небольшой группой зрителей. Он играл намного лучше своих товарищей по команде (и соперников) – это видели все, даже если его окружали игроки старше по возрасту и более крепкого сложения. В 1989 году Тьерри исполнялось двенадцать лет, к тому времени он уже шесть лет играл в клубе «Лез-Юлис» под эгидой Клода Шезеля; последний хоть и признавал выдающиеся способности молодого футболиста, но до конца не был убежден, что он обладал всеми необходимыми качествами, требуемыми для исполнения амбиционных планов Тони. «Многие в таком возрасте играют хорошо, – вспоминал он в 2006 году. – Но многие и «сдуваются», не дойдя до финала. В случае с Тьерри при нем всегда находился отец, он руководил и направлял его; он приходил с сыном на каждый матч клуба. Тони был тем, кто считал, что дела надо делать правильно, он не позволял ему расслабляться». Тони чувствовал, что крошечный пригородный клуб сдерживает рост Тьерри и что ему необходимо переходить в более солидную команду, если он хочет развивать и пользоваться своим талантом. Вилли также считал, что у его сводного брата имелся «потенциал стать профессиональным игроком», и Жорданеля с ними соглашался – но до определенного момента. «Тьерри обладал талантом, – говорил он мне, – но никто не мог предположить, во что это выльется. Он также был очень эгоистичным. Все на поле происходило только для него. Он ни за что не отдавал мяч кому-то еще. Слава богу, не выдавались никакие бонусы за забитые голы – он бы все сожрал. Вот почему многие его товарищи по команде не любили его. Все – только для него. Он брал мяч и бежал с ним. А уж когда ему не пасовали… я бы не сказал, что он рыдал, но уж точно не светился от счастья». Но вот если Тони обнаруживался поблизости, то ситуация исправлялась – он не терпел нюней, и разбираться с «дивами» у него времени не было. Тем не менее «к концу вся команда играла на Тьерри одного. Он был на голову выше остальных».