Хелен Раппапорт - Рок семьи Романовых. «Мы не хотим и не можем бежать…»

На протяжении 1916–1917 годов в посольстве Великобритании на Суворовской набережной Петрограда сэр Джордж Бьюкенен с тревогой наблюдал за обостряющейся ситуацией в России и просил у правительства разрешения сделать серьезное представление царю относительно опасности, которая ему грозит. «Революция носилась в воздухе» и «единственное, о чем можно было спорить – это совершится ли она сверху или снизу» 44, вспоминал он. Несмотря на неоднократные и настойчивые предупреждения Бьюкенена о том, что царю надо открыть глаза на грозящую ему опасность, британское правительство не желало вмешиваться и ответило своему послу, что у него есть «серьезные сомнения, что советы дипломата по такому вопросу, какими бы дружескими они ни были, будут восприняты хорошо, а даже если и будут, то сомнительно, что они приведут к какому-либо практическому результату. Ведь, в конце концов, обстоятельства дела известны всем, и император просто не может их не знать» 45.

Но сэр Джордж был настойчив: ситуация «становится настолько серьезной, – телеграфировал он 7 января 1917 года, – что, на мой взгляд, наш долг перед императором, перед Россией и перед нами самими как державой-союзницей России состоит в том, чтобы говорить без обиняков». Россия стояла на грани:

«Если не считать небольшой клики заинтересованных лиц, вся страна едина в своем противодействии нынешней политике Императора, которую осуждают также большинство министров… Министр иностранных дел, с которым я беседовал с глазу на глаз на эту тему сегодня утром, умолял меня испросить высочайшей аудиенции и сказал, что даже если я буду говорить с Императором только от своего собственного имени, в данный момент моя поддержка будет чрезвычайно полезна тем, кто уже высказывал ему примерно такие же взгляды. Французский посол… [сказал], что одно слово от нашего Короля было бы бесценно [курсив мой – авт. ]» 46.

Бьюкенен принимал ситуацию, сложившуюся в России, настолько близко к сердцу, что решил пойти на еще больший риск: если бюрократический аппарат не позволяет ему обратиться к царю в своем качестве посла и говорить с ним от имени короля Георга, не будет ли ему позволено обратиться к царю в личном качестве? Как он выразился, «я вполне готов целиком взять на себя ответственность за то, что я мог бы сказать, и, думаю, мне удастся выразиться таким образом, чтобы не оскорбить императора. Самое худшее, что может произойти в этом случае, – это то, что я могу навлечь временную немилость его величества лично на себя». Бьюкенен делал, что мог, чтобы подчеркнуть всю серьезность сложившегося положения:

«Я прошу лишь одного – чтобы мне было поручено передать Императору какое-либо послание от Короля, показывающее, что Его Величество и как родственник Императора, и как союзник России серьезно озабочен тем оборотом, который принимают события. Я желаю смиренно подать это мое предложение на милостивое рассмотрение Его Величества. Если Император внезапно не поменяет своего нынешнего отношения к делам большинство ведущих министров подадут в отставку, поэтому, по моему мнению, именно сейчас наступает момент, наиболее благоприятный с психологической точки зрения для моей с ним беседы. Если мы будем медлить и отложим эту беседу, потом, возможно, будет уже слишком поздно, и последствия могут быть непредсказуемы» 47.

В телеграмме, отправленной Бьюкенену 8 января, британский министр иностранных дел Бальфур, учитывая убежденность посла в своей правоте, уже не возражал против того, чтобы Бьюкенен испросил у Николая аудиенции. Однако в одном вопросе Бальфур был непреклонен: он не желал «вынуждать Короля послать Императору телеграмму от себя лично». «Вся эта тема, – подчеркнул он, – причиняет Королю очень сильное беспокойство». Он полагался на присущие Бьюкенену «такт и осторожность, [которые позволят ему] поднять этот вопрос таким образом, чтобы не оскорбить чувств Николая», ибо в противном случае от этого может быть «больше вреда, чем пользы» 48.

12 января Бьюкенен наконец смог встретиться с царем, но разговор оказался сухим и официальным, и Николай был еще более уклончив и недружелюбен, чем всегда 49. Он упрямо отказывался сколько-нибудь серьезно воспринимать разговор о революции. Сэр Джордж пришел в ужас и написал своему правительству, что оба российских венценосца, похоже, «охвачены помешательством и в безрассудстве своем слепо идут прямо к катастрофе» 50.

Из этого обмена телеграммами становится очевидным как то, что в личном плане король Георг V разделял острое беспокойство Бьюкенена относительно безопасности российского престола, так и то, что его правительство уже тогда пыталось воспрепятствовать вовлечению британского монарха в решение этой проблемы, грозившей стать предметом политических споров и разногласий. Однако, получив копию последнего донесения своего посла в Петрограде и прочитав «тревожные сообщения» о роли членов семьи Романовых в убийстве Распутина, Георг – независимо от совета своего правительства – поступил именно так, как и должен был: по-родственному. Он пришел к очевидному выводу, что в этот критический момент только личное вмешательство члена семьи может заставить его двоюродного брата все-таки одуматься 51. Через своего шталмейстера Артура Дэвидсона он поручил своему другу-датчанину Хансу Нильсу Андерсену особую миссию. Английский король «крайне настоятельно» просил Андерсена убедить короля Дании Кристиана Х отправить его самого и принца Вальдемара (дядю Кристиана и Николая) в Петроград с тем, чтобы они попытались предотвратить то, что Георг назвал «угрожающей нашей семье катастрофой» 52.

Приступив к выполнению просьбы короля, Андерсен 21 января приватно встретился в Лондоне с Бальфуром. «В случае революции или иного социального катаклизма», – сказал Андерсен Бальфуру, он, «в отличие от большинства остальных», опасается, что «Российское государство окажется недостаточно сплоченным для того, чтобы вести войну с Германии до победного конца». Он также добавил:

«Германия следит за всем тем, что происходит в России, с огромным вниманием и восторгом, и… когда настанет благоприятный момент, она предложит России Константинополь в качестве отступного за согласие заключить сепаратный мир и «оставаться в стороне» вплоть до окончания войны» 53.

Андерсен выразился предельно ясно: если произойдет революция, «перед Германией встанет сравнительно легкая задача». Россия будет выведена из войны на Восточном театре военных действий. Такая перспектива грозила державам Антанты кризисом: «В настоящий момент весь результат войны буквально висит на волоске из-за того, что происходит в России». Говоря через своего шталмейстера Дэвидсона, король Георг подчеркнул, что «исключительное значение» миссии Андерсена и Вальдемара состоит не столько в том, чтобы спасти Николая от самого себя, сколько в том, чтобы не дать России выйти из войны.