Хелен Раппапорт - Рок семьи Романовых. «Мы не хотим и не можем бежать…»

По наблюдениям британских чиновников, Милюков все больше нервничал, опасаясь, что, «настаивая на предоставлении Англией убежища бывшему императору», он пошел дальше, «чем того хотели некоторые из его коллег» 64. Как бы то ни было, 22 марта, после полудня, лорд Хардиндж проинформировал Бьюкенена в Петрограде, что британское правительство согласилось выполнить его просьбу принять у себя царя и его семью. 23 марта, в день, когда послы Франции, Италии и Великобритании объявили об официальном признании их правительствами нового режима в России, было наконец сделано британское предложение о предоставлении убежища императорской семье. Но вопреки тому, чего Милюков просил у Бьюкенена, правительство Дэвида Ллойд Джорджа требовало, чтобы в публичном объявлении об этом предложении было ясно заявлено, что оно было сделано по просьбе русских 65.

Король Альфонсо внимательно следил за развитием событий в России из Мадрида. Все сильнее опасаясь, что время на исходе, он пригласил российского посла Кудашева явиться к нему. Из Мадрида полетела срочная телеграмма Милюкову:

«Срочно и весьма доверительно. Вернувшись сегодня из Андалусии, король вызвал меня. Его Величество очень обеспокоено за судьбу Императорской Семьи и, с другой стороны, опасается, что пребывание в России отрекшегося от престола Государя Императора может вызвать революцию и сильное кровопролитие. Хотя разговор имел частный характер и король просил о нем не доносить, считаю долгом, тем не менее, предупредить Вас, что испанскому послу [в Петрограде] будет поручено обратиться к Временному правительству касательно дальнейшей судьбы Императорской Семьи. Сущность мне неизвестна. Король опасается того, что русские события отзовутся в Испании. В рабочих районах уже замечается революционное брожение. В Барселоне произошли беспорядки с человеческими жертвами, которые стараются скрыть» 66.

Достигнув наконец соглашения с британцами о вывозе Романовых из России, Временное правительство не сочло нужным обращать большого внимания на просьбы короля Альфонсо «дать гарантии относительно будущей судьбы царя», отмахнувшись от них как от «надуманных» 67. Но из послания короля Испании видно, что у него сработал инстинкт самосохранения. Он беспокоился не только о благополучии Романовых, но и о том, какое воздействие их пребывание в России окажет на его собственный трон, учитывая симпатии испанских республиканцев-радикалов и анархистов к Русской революции. Как по поводу ситуации в России провидчески заметила одна газета, «что подействовало на один трон, может отразиться и на другом. История свидетельствует о том, что любая масштабная революция в одной стране делает шатким положение правителей и в других» 68.

Невольно задаешься вопросом, приходили ли подобные мысли на ум королю Георгу уже тогда. Некогда именно Англия становилась излюбленным убежищем для изгнанных монархов – особенно французских. Карл X Бурбон, Луи-Филипп и Луи-Наполеон, потеряв свои троны в XIX веке, воспользовались британским гостеприимством. Но международный резонанс Русской революции был куда масштабнее, и левые народные симпатии к делу революции уже распространялись по всей Европе, свидетелем чего и стал у себя в стране король Альфонсо. Не в этом ли причина странного молчания короля Георга, ни разу не обратившегося к своему правительству с призывом принять меры в защиту своих кузена и кузины, когда королева-мать Александра засыпала Министерство иностранных дел вопросами о судьбе своей сестры Дагмар? Являясь монархом конституционным, король Георг не имел власти приказывать своему правительству, что подводит нас к следующему вопросу: если бы не настойчивые просьбы Милюкова к британскому правительству, поддержанные неоднократными призывами со стороны Бьюкенена и Хэнбери-Уильямса, выступили ли бы когда-нибудь король Георг и его правительство с этой инициативой сами и предложили бы Романовым убежище в своей стране?

Только через восемь дней после отречения и после того, что всем показалось мучительно долгим ожиданием, российское министерство иностранных дел получило наконец от британского посла Бьюкенена официальное обращение:

«Господин Министр,

В ответ на беседу, которую я имел честь провести с Вашим Превосходительством в прошлый понедельник, я имею честь объявить, что Король и Правительство Его Величества счастливы предложить бывшим Императору и Императрице убежище и надеются, что их бывшие Величества воспользуются этим предложением на время войны» 69.

«Увы, боюсь, теперь уже слишком поздно», – вздохнул Милюков, получив письмо Бьюкенена 70. У российского министра иностранных дел были веские причины так думать, поскольку он отлично знал, что теперь в игру вступила куда более воинственно настроенная политическая сила, которая сделает все, чтобы помешать семье Романовых выехать из страны, кто бы ни предложил им убежище.

Сэр Джордж Бьюкенен уже много дней торопил свое правительство принять решение о предоставлении Романовым убежища, предупреждая, что «могущество Совета растет с каждым днем» 71. Он был прав, ибо в конце концов судьба царской семьи весной 1917 года окажется не в руках Временного правительства, а в руках Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов.

Не прошло и нескольких дней после революции, как старая имперская Государственная Дума торопливо сформировала что-то вроде переходного правительства. Депутаты надеялись, что этого будет достаточно для наведения и поддержания порядка до намеченных на конец года выборов в Учредительное собрание. Но вместо этого это так называемое Временное правительство все больше втягивалось в противостояние с соперничающим органом власти – Петроградским Советом (Петросоветом). Этот воинственно настроенный совет революционных рабочих и солдат объявил своей целью провозглашение республики и создание нового социалистического государства, управляемого народом и существующего для народа. Многие из членов этого Совета верховодили среди рабочих ключевых секторов промышленности Петрограда, работников почты и телеграфа, а также на стратегически важных железных дорогах. Усиливался их контроль и над еще одним элементом, игравшим важнейшую роль в соотношении сил, – над армией. Таким образом, до ноября (по старому стилю – октября 1917 года), когда большевики под руководством Ленина наконец захватили власть, в стране установилось двоевластие: областные и городские Советы с одной стороны и Временное правительство – с другой часто прямо конфликтовали друг с другом.