Майкл Массимино - Астронавт. Необычайное путешествие в поисках тайн Вселенной

Грунсфелд всегда говорил, что «Хаббл» знает, когда его собираются ремонтировать, и устраивает себе еще какую-нибудь поломку, чтобы те, кто прилетит к нему, могли ее заодно устранить. И в самом деле, 10 ноября, за три месяца до нашего старта, сломался один из маховиков. Было решено, что мы с Ньюманом заменим старый маховик на новый после замены солнечной батареи. Дата нашего старта сдвинулась на неделю, с 21 февраля на 28-е, чтобы дать нам время подготовиться к выполнению новой задачи.

С каждым днем сложность и масштаб миссии увеличивались. Две команды по ВКД тренировались вместе несколько месяцев. Затем к нам присоединилась Нэнси с рукой-манипулятором, чтобы потренировать наши полеты в бассейне. Потом с нами стали работать Скутер и Диггер, и у нас был полный экипаж, чтобы проводить автономные тренировки взлета, посадки и полета на орбите. Мы отрабатывали различные случаи аварийного прекращения полета, неисправности и непредвиденные ситуации. Снова, снова и снова.

Вначале во время тренировок с нами обычно был инструктор, который сидел на стуле с папкой и изображал работу центра управления полетами. Затем через несколько месяцев нам назначили руководителя полета и группы управления полетом. Они состояли из отдельных команд для запуска и возвращения на Землю и трех орбитальных команд, которые несли три восьмичасовые вахты, то есть контролировали нас все 24 часа в сутки. Мы выбрали сопровождающих для своих семей. Нам назначили операторов связи, которые будут вести переговоры непосредственно с экипажем, так сказать, связующее звено между астронавтами и Центром управления полетами. Со всей этой большой командой мы начали комплексные тренировки. Наконец в работе был задействован весь Космический центр имени Джонсона. Группа управления полетом находится в центре управления полетами, экипаж, место которого в кабине, — в симуляторе шаттла, команда ВКД — в бассейне гидролаборатории в паре километров дальше по дороге, и все связаны друг с другом по радио, чтобы отработать всю процедуру. Все действуют вместе и составляют сплоченную, хорошо скоординированную команду.

17 декабря 2001 г. «Индевор» с экипажем STS-108 на борту успешно приземлился в Космическом центре имени Кеннеди после полета к МКС для ее монтажа и пополнения запасов. Сразу после того, как они коснулись Земли, мы стали следующими. Мы стали основным экипажем, а основной экипаж получает все. Мы были первыми в очереди на полеты на Т-38. В Космическом центре имени Кеннеди за нами закрепили наши личные апартаменты с именными табличками на дверях. С этого времени и вплоть до нашего старта все вертелось вокруг нас.

В конце января мы полетели в Центр Кеннеди, чтобы провести огромной важности процедуру — проверку с предстартовым отсчетом времени. Мы летели на Т-38. «Колумбия» стояла на стартовом столе, уже полностью снаряженная к нашему полету, в полной экипировке, с внешним топливным баком и твердотопливными ускорителями. Каждый раз, пролетая над своим шаттлом, стоящим на стартовом столе, ты просишь разрешения на его облет. Ты снижаешься и делаешь круг над своим космическим кораблем. Ты делаешь вираж, смотришь на него сверху, а затем приземляешься. Это очень, очень круто. Мы провели тренировки по эвакуации, чтобы отрепетировать, как можно покинуть шаттл прямо на стартовом столе. Мы надели скафандры и прошли через полную симуляцию пуска. Все было так, как будет при старте, кроме того, что в баках не было топлива.

Журналисты уже были там, и мы впервые с ними поговорили. Неожиданно все стало ощущаться реальным. Приборы, инструменты и контейнеры, с которыми мы работали в Центре Годдарда, теперь перевезли в Космический центр имени Кеннеди, и они были подготовлены к погрузке в грузовой отсек. Когда мы выходили наружу и осматривали шаттл, я смотрел на него и думал: «Это мой космический корабль. На этом стартовом столе стояли разные корабли, от «Меркуриев» до «Аполлонов», но это — мой корабль».

Чем меньше времени оставалось до старта, тем сильнее я ощущал, как весь огромный аппарат, вся гигантская машина НАСА крутится вокруг меня. Тысячи людей работали не покладая рук, днем и ночью, от Хьюстона до Флориды и Мэриленда и в десятке других мест. И вся их энергия, время и усилия были направлены на одну задачу — отправить STS-109 на орбиту. Все глаза смотрели на меня и шестерых моих товарищей по экипажу. Во время моего выхода в открытый космос все глаза будут устремлены на меня и моего коллегу. Во время выполнения некоторых задач, таких как разворот солнечной батареи, все внимание НАСА, а также астрономов и ярых энтузиастов космоса во всем мире будет сосредоточено на мне и только на мне. Это волновало и пугало одновременно.

Случались моменты, когда меня переполняли чувства. Я так долго мечтал полететь в космос, что иногда ощущал, что это, возможно, по-прежнему только мечта, всего лишь сон. Вот проснусь и пойму, что я обычный парень, работающий где-нибудь на Лонг-Айленде, в галстуке и белой рубашке. Вероятно, самым трудным для меня было принять, что все по-настоящему. Физически я был в самой лучшей форме за всю свою жизнь. Привести в порядок сознание было куда труднее.

Это называется синдромом самозванца — страх, что люди догадаются, что ты находишься не на своем месте, и поймут, что ты не знаешь, что делаешь. Ты боишься, что однажды кто-нибудь тряхнет тебя за плечо и скажет: «Майк Массимино? Ну да, произошла ошибка. Мы хотели взять совсем другого парня». Думать так вполне естественно, но меня такие мысли посещали слишком часто. Потому что я был новичком и самым младшим в экипаже.

Я вжился в роль маленького братца, задавая вопросы и позволяя остальным лидировать и указывать мне, что и как делать. Я хотел быть скромным, никогда не выставлял себя напоказ, потому что это черта, которую астронавты презирают, и я занял подчиненную позицию. Когда пришло время выйти вперед и стать лидером, я был не готов.

Даже будучи самым младшим специалистом по ВКД, я должен был отвечать за порученные мне задачи. Принимая решения во время полета, я должен был быть уверенным и чувствовать себя спокойно, говорить своим товарищам по команде, что мне нужно, чтобы они сделали, когда мне это понадобится. Такое проявление инициативы далось мне непросто. Иногда во время тренировок я путался в чем-то и так волновался насчет того, что сделаю ошибку или приму неверное решение, что в конце концов делал ошибку или принимал неверное решение. Я был так озабочен тем, что я, новичок, сломаю что-нибудь, что пытался справиться с этим волнением, постоянно занимаясь и задавая вопросы. Иногда я мог с этим переборщить. То, что я слишком много спрашивал, отрицательно сказывалось на доверии ко мне, и у некоторых людей создалось впечатление, что я не готов и не знаю, что делаю. Я мог полностью дискредитировать себя, но, к счастью, вокруг были отличные друзья и наставники. Грунсфелд многое сказал мне во время одной из моих аттестаций. Он говорил: «Масса, я в тебя верю и верю, что ты сможешь это сделать. Твоя проблема в том, что ты сам в себя не веришь».