Леонид Шебаршин - КГБ шутит. Рассказы начальника советской разведки и его сына

– Твоя болезнь неизлечима, но я все равно скажу тебе, как ни странно это звучит, что я спасу тебя! Тебе надо просто мне поверить! Тебе надо поверить, что я не одна такая! Нас много! Мы собираем повсюду, и здесь, на Земле, добро и любовь, чтобы победить надвигающуюся тьму зла, чтобы прогнать Сатану! Ради этого нам приходится преодолевать бездонные глубины Вселенной, барьеры пространства и времени, пронизывать в своем полете множество миров, подвергая свою жизнь постоянной опасности, потому что на нас охотятся слуги Люцифера. Они ловят и убивают нас! Вот почему я здесь, ты понял?

– Понял, конечно. Одно только я не могу взять в толк. Если есть Сатана, то есть и Бог. Почему же он вам не поможет? Ты в него веришь?

– Да, верю, – твердо сказала Елена. – Ты пойми, что любовь и добро – это не дармовой корм, который он может взять да и раздать всем желающим. Их надо заслужить, сохранив чистой свою душу и способность к любви.

– И ты сама даже не догадываешься, что такое любовь, раз просишь меня рассказать о ней? Твоя собственная любовь?

– Я? – удивилась Лена и после продолжительной паузы, как-то странно и даже, показалось Андрею, робко посмотрев на него, нерешительно ответила: – Ну, как сказать… Мы все хотим любви.

– Вот что, коллекционер любви и собирательница боевого арсенала высоких чувств! Пойми простую вещь! Любовь у каждого своя, это личное, единственное и неповторимое чувство. Его нельзя объяснить, его можно только разделить!

Странная незнакомка молчала. Словно невидимая рука прошла по ее лицу, стерев с него сосредоточенное спокойствие и решимость. На нем появилось новое выражение, такое, подумал Андрей, какое бывает у обиженной, беззащитной маленькой девочки. В душе его шевельнулась жалость, а за ней пришло…нет, не чувство, а тоненькое, как осенняя паутинка, летящая по ветру, предчувствие чего-то хорошего и нежного, берущее за самую душу. Ему показалось, что он вновь слышит голос маленькой скрипки, исполняющей тихую, печальную увертюру перед мощной и грозной симфонией, которая раньше часто раздавалась в его душе, но в последние, страшные дни почти перестала звучать. Он увидел, что перед ним неповторимо красивая и печальная женщина.

Елена наконец вздохнула, взглянула на Андрея, словно собираясь что-то сказать, а потом, неожиданно улыбнувшись лукавой улыбкой, легко коснулась его руки.

– Андрей! Ты заметил, что говоришь со мной вот уже почти час, хотя давно мог уйти. Может быть, ты мне все-таки веришь?

Гоня от себя только что появившееся странное предчувствие, он решительно заявил:

– Ни капельки! Ни твоим рассказам про планету Ойя, или как ее там?…ни твоей лекции о любви и зле, ни твоим обещаниям спасти меня. В одном ты права – засиделся я тут! Мне пора домой, а тебе обратно на твою планету. Приятно было познакомиться!

– Хорошо, поезжай домой, принимай таблетки и жди, когда угаснет твоя надежда, – рассерженно сказала Елена. – Если ты не умеешь верить, то что еще тебе остается? Впрочем, извини меня за эти жестокие слова, я не хотела так говорить! Я очень прошу тебя – появись здесь опять, через три дня, в следующее, последнее воскресенье сентября, в пять вечера. Мы опять поговорим с тобой, в последний раз, потому что в тот же день мне надо будет обязательно вернуться домой. Ты приедешь?

– Может быть, и приеду, не знаю пока – ответил Андрей и, взглянув на Елену, неожиданно для себя сказал:

– Лена! Тебе кто-нибудь, когда-нибудь говорил, что ты очень красивая? Красивая, как сама любовь! Хотя ты очень странная…

– Ты тоже… Езжай домой и не теряй надежды. Я буду ждать тебя!

В ночь на воскресенье ему приснился страшный сон. Он увидел себя сидящим на какой-то перегородке под верхним сводом огромной полой кости, из которой кто-то извлек мозг. Пахло кровью, липкой, склизкой влагой и еще чем-то удушливо тяжелым, сковывающим дыхание. До слуха донеслось какое-то невнятное угрюмое бормотание, становившееся с каждой секундой все более громким. Глянув вниз, на дно кости, он увидел странную, зловещую фигуру, похожую на огромного косматого орангутанга. Чудище, не замечая съежившегося человека, неторопливо шествовало широкими шагами, бубня себе под нос одну и ту же странную и страшную мелодию, отмахивая рыжими лапами ритм ходьбы.

Вместо того, чтобы замереть на месте от холодного ужаса, который вызвало у него появление чудовища, Андрей нашарил рукой какой-то увесистый обломок и изо всей силы запустил его вниз, попав точно по косматой рыжей голове зверя. Обломок отскочил в сторону, чудище, вжав башку в плечи, громко ухнуло от неожиданного удара. Свирепо зарычав, оно задрало жуткую морду, шаря глазами по потолку и раздувая широкие ноздри плоского носа. Высмотрев своего обидчика, оно бросилось куда-то вверх по коридору, точно зная, как с ужасом понял Андрей, проход к потолку. Пытаясь встать, чтобы убежать – куда? где выход? – он оступился и соскользнул вниз, на зловонное дно кости. Чудище развернулось, взревело и кинулось к нему…

Андрей проснулся в холодном поту и долго лежал, не находя сил встать. Окончательно придя в себя после кошмарного сна, он вспомнил, что наступило воскресенье. Все три дня после встречи со странной незнакомкой он упорно отгонял ее образ, заняв себя бесконечным и утомительным хождением по врачам, никчемными разговорами с друзьями, которые потеряли для него всякий интерес, смотрел любые глупые передачи по телевизору, читал такие же глупые газеты, занимался прочей ерундой, лишь бы только не оставаться наедине с мыслями о ней. Все это не помогало – он снова видел ее лицо, ее прекрасные серо-голубые глаза, слышал ее голос…

«Ерунда, конечно, – угрюмо подумал он, вспомнив их удивительный разговор и свое невнятное обещание снова увидеться с ней. – Что она мне скажет? Чем поможет? Инопланетянка, тоже мне…»

Твердо решив никуда не ехать и провести весь день спокойно дома, Андрей занялся разными обыденными делами, которые, в общем-то, можно было бы и не делать, сходил в аптеку, в магазин, купил газеты и долго читал их, стараясь не смотреть на настенные часы. Ровно в половине пятого он как-то незаметно для себя и очень проворно оделся, накинул куртку, вышел на улицу и поразительно быстро сел в автобус № 103, который, как и все автобусы, обычно очень любит заставлять себя ждать.

Трясясь в автобусе, катившем по Ломоносовскому проспекту в сторону Университета, Андрей испытывал странное раздвоенное чувство, мысленно говоря сам с собой на два разных голоса – «Какая ерунда! Зачем ты поехал к ней?…Да мне просто хочется увидеть ее еще раз, последний. Что ж тут такого? Посмотрю и поеду домой, без всяких странных разговоров. Нельзя?…Э, Андрей Львович! Влюбился, что ли? Очнись! Какая у тебя теперь может быть любовь?…Ты прав, глупость все это, конечно, но я ничего не могу с собой поделать! Ладно, как только она опять начнет морочить мне голову, я скажу ей какую-нибудь грубость, что она все врет, чтобы она отвязалась от меня раз и навсегда. Скажу и поеду домой. Вот так!»