Владимир Бушин - Я все еще влюблен [Роман в новеллах]

Энгельс опять засмеялся:

– Ну, мое положение здесь легче. Надеюсь, в уже полученных тобою статьях «Адъютант», «Аркебуз», «Атака», «Блиндаж», «Бивуак», «Бомба» мне удалось избежать партийной тенденции?

– В этих статьях, пожалуй, удалось. – И Маркс опять улыбнулся. – Но вот о статье «Армия» я то же самое утверждать не стану. Статья эта великолепна. Но ведь ты в ней занимаешься, в сущности, тем, что на весьма специфическом материале подтверждаешь правильность нашего воззрения на связь производительных сил и общественных отношений.

– Неужели? – приостановился Энгельс. – Право, не заметил. И уж во всяком случае, понимая, для кого пишу, не стремился к этому сознательно.

– Да, твоя статья великолепна, – сожалеюще сказал Маркс, – но прогрессивность Дана, Рипли и других редакторов энциклопедии – это всего лишь весьма непоследовательная прогрессивность американских буржуа. Они от нас ждут статей иного рода. Мне кажется, – в его голосе послышался оттенок легкого довольства и столь же легкого упрека, – в моих статьях глубже скрыты, лучше упрятаны подлинные чувства и пристрастия.

Энгельс ничего не ответил, а только искоса взглянул на друга. Они прошли несколько шагов молча, с наслаждением вдыхая прохладный морской воздух. Ночную тишину нарушал лишь ровный, спокойный гул машины.

– Как велико должно быть все издание? – спросил Энгельс.

– Помнится, Дана писал, что пятнадцать томов.

Энгельс еще помолчал, и вдруг ему стало весело.

– На твоем месте, – сказал он озорно, – я предложил бы Дана поручить нам одним составить весь энциклопедический словарь. Мы бы с этим справились!

– И недурно бы еще, – в том же тоне подхватил Маркс, – предоставить нам полную свободу в выражении своих взглядов.

– О-о-о! – мечтательно воскликнул Энгельс. – Это была бы энциклопедия! Дидро и Даламбер от зависти перевернулись бы в гробах…

– Им было легче, – вздохнул Маркс.

– Во всяком случае, – вернувшись с небес на землю, деловито сказал Энгельс, – возьми на нас столько статей, сколько сможешь заполучить. Если мы будем иметь в каждом томе от ста до двухсот страниц, то это не слишком много. Столько полноценной науки, – он усмехнулся на слове «полноценной», – мы этим господам легко поставим. Лишь было бы в обмен полноценное калифорнийское золото! – И, вскинув голову, он громко засмеялся в темное звездное небо.

…Брайтон уже давно скрылся из виду. Во всех каютах погасли огни. Пароход окружали море, небо и тьма.

– Пошли спать?

– Пора.

В каюте, пока Энгельс зажигал и оправлял свечу, Маркс открыл свой чемодан и достал оттуда книгу.

– Я обещал тебе привезти «Историю Флоренции» Макиавелли. Вот она, – сказал он, кладя книгу на столик. – Поразительное дело: написано почти три с половиной столетия тому назад, а читается – не оторвешься. Шедевр. Я никогда не устаю изумляться этому… Книга тебе пригодится. Тут очень интересное описание того, как в четырнадцатом – пятнадцатом веках сражались кондотьеры.

– А это что у тебя? – спросил Энгельс, увидев в чемодане какую-то рукопись.

– Это несколько моих статей для энциклопедии, которые я хочу предварительно показать тебе.

Энгельс взял рукопись и не спеша пропустил ее через большой палец. Мелькнули заглавия статей: «Армада»… «Барклай де Толли»… «Беннигсен»… «Боливар»… «Бернадот»…

Когда уже легли, он вынул из-под самого низа последнюю статью: своими советами в письмах и кое-какими сведениями он помогал писать ее.

– Хочешь прочитать? – спросил Маркс. – Отложи до завтра, вот уж приедем, тогда почитаешь.

– Я только посмотрю, – ответил Энгельс и стал читать: «Бернадот, Жан Батист Жюль – маршал Французской империи, князь Понтекорво… родился 26 января 1764 года в По, департаменте Нижних Пиренеев, умер 8 марта 1844 года в королевском дворце в Стокгольме…»

Статья была большая, обстоятельная, и читать ее, конечно, надо на свежую голову, завтра. Но Энгельс все же открыл последнюю страницу и выхватил взглядом несколько фраз: «Когда 5 февраля 1818 года Карл XIII умер, Бернадот, под именем Карла XIV Иоанна, был признан Европой королем Швеции и Норвегии… Его политика в Швеции отличалась посягательствами на свободу печати, преследованиями за преступления, состоящие в оскорблении величества, и сопротивлением прогрессивным мерам…»

«Ничего себе энциклопедическая бесстрастность!» – усмехнулся Энгельс и прочитал самую последнюю фразу статьи: «Если во время царствования Карла XIV Швеция отчасти оправилась от полуторастолетия бедствий и неудач, то этим она обязана не Бернадоту, но исключительно врожденной энергии самого народа и влиянию длительного мира».

Энгельс не выдержал и хмыкнул.

– Ты что? – встрепенулся уже засыпавший Маркс.

– О Бернадоте… Ты тут даешь великолепный образец энциклопедически-беспартийного стиля.

– Что, думаешь, это им не подойдет? Не примут?

– Но ведь иначе ты писать не захочешь, да и не станешь, даже не сможешь… Ладно. Спи. Покойной ночи.

И Энгельс задул свечу. Минуты через две, уже в темноте, он сказал:

– Между прочим, мы с тобой сейчас сами в положении Бернадота. Служа Бонапарту, он преследовал свои собственные цели. И мы делаем то же самое, служа «Американской энциклопедии» и Дана.

– Пожалуй, – сонно отозвался Маркс.

– Бонапарт чуял, что у Бернадота есть свой план, и вел себя по отношению к нему, как ко всем, у кого подозревал собственные цели, весьма гнусно. Этот урок истории нам надо учесть.

– Ну, Дана не Бонапарт, – зевнул Маркс, – хотя и не лишен проницательности.

– И все же… Ну, спать, спать…

Утром после завтрака они сидели на палубе под тентом. И в воздухе, и на море было тихо. Часа через полтора-два справа должен показаться английский остров Олдерни, а слева – берега Франции.

На коленях у Маркса лежали три толстые зеленые тетради.

– Здесь, – сказал он, передавая их Энгельсу, – я регистрирую все факты и события, связанные с кризисом. Вот английская тетрадь, вот немецкая, вот французская… Сведения, которые я получаю из твоих писем, тоже здесь. Полистай эти записи – и ты увидишь, что дело приняло такие размеры, как никогда раньше. Это первый в истории мировой кризис. И я не думаю, чтобы мы с тобой долго оставались зрителями.

Энгельс слегка подбросил в руке увесистые тетради:

– Ты много сейчас сидишь над своими экономическими исследованиями?

– Я работаю над их подытоживанием как бешеный, – Маркс стиснул кулаки и потряс ими у груди, – ночи напролет. Мы должны до потопа иметь ясность по крайней мере в основных вопросах.

Мимо собеседников, то сгущаясь, то становясь реже, неслышно катился людской поток: богатые, респектабельные люди, владельцы заводов и фабрик, финансисты, землевладельцы. Утомленные своими заботами, издерганные страхом перед призраком кризиса, они ехали на Джерси, свой любимый курорт, чтобы отдохнуть и привести в порядок расшалившиеся нервы.