Томас Майер - Мастера секса. Жизнь и эпоха Уильяма Мастерса и Вирджинии Джонсон – пары, которая учила Америку любить

После почти пяти лет ожидания, перед четвертым курсом обучения в Рочестере, Мастерс, наконец, женился на Либби. Скромная церемония прошла в Детройте, единственном месте, которое она могла называть своим домом. «Он говорил ей, не готов к серьезным отношениям, потому что ему предстоит еще немало учиться и работать, чтобы сделать себе имя, – вспоминал двоюродный брат Либби Таунсенд Фостер-младший. – Но она уже и так слишком долго ждала, и они поженились».

Молодожены сняли маленькую квартирку, от которой можно было пешком дойти до Рочестерской медицинской школы и больницы. «Денег не хватало, но мы были довольны и счастливы», – вспоминал Мастерс. Получив диплом, он решил пройти больничную подготовку в области акушерства и гинекологии, чтобы понимать анатомию и физиологию человеческой репродуктивной системы. Честно говоря, он не рассчитывал узнать что-нибудь новое о сексе в этой консервативной специальности.

И тут Мастерсу повезло. Прежний наставник, доктор Корнер, помог ему получить интернатуру у Уилларда Аллена, одного из лучших репродуктивных эндокринологов в стране. Аллен и Корнер вместе открыли гормон прогестерон, преобладающий во время овуляции и беременности, выделив его из желтого тела (временной железы, образующейся из гранулезных клеток фолликула яичника во время менструального цикла) крольчих. Доказательство того, что в организме существует не один половой гормон (ранее был известен только эстроген), подняло репутацию Аллена на недосягаемые академические высоты, где уже парил доктор Корнер. Аллен был блестящим и умелым хирургом и одним из самых молодых заведующих кафедрой.

К лету 1943 года Билл и Либби Мастерс перебрались в Сент-Луис, где молодые супруги планировали начать новую жизнь и завести детей. Корнер не просто содействовал карьере Мастерса; он дал ему «добро» на изучение неведомых закоулков человеческой сексуальности. Теперь Билл Мастерс был уверен, что убедит в ценности своих исследований весь мир.

Молодая женщина на операционном столе уже потеряла плод и умирала, лежа в луже крови. У нее не прекращалось кровотечение из-за placenta percreta – редкого катастрофического заболевания, когда плацента проникает сквозь стенку матки в другие органы и лишает ребенка жизненно важных питательных веществ. Три молодых врача на четвертом этаже «Клиники материнства» не могли спасти больную, как ни старались. Они сделали кесарево сечение, чтобы удалить остатки плаценты. Кровотечение не прекращалось. Врачи понимали, что, если им не удастся срочно что-то придумать, женщина умрет у них на руках.

«Это был самый тяжелый случай в моей жизни», – вспоминал Эрнст Фридрих, который в ту ночь был дежурным врачом.

Отчаянный звонок раздался в кабинете дежурного преподавателя медицинской школы Вашингтонского университета поздно вечером накануне Рождества. «Он сбросил пальто прямо в коридоре, натянул форму и направился в операционную, – вспоминал Фридрих. – Доктор Мастерс сразу увидел, в чем проблема, и понял, что надо делать. Он ничего не обсуждал, не медлил ни секунды. Он сделал то, что было необходимо, и вытащил нас из беды».

Мастерс спас женщине жизнь исключительно благодаря профессиональному владению скальпелем, своему пониманию сложного устройства женской репродуктивной системы и решительности. Его медицинская репутация формировалась такими героическими актами, как эта виртуозная операция.

К 1950 году Мастерс провел всю необходимую подготовку для изучения человеческой сексуальности. Назначенный ассистентом профессора акушерства и гинекологии в Вашингтонском университете он стал вторым лицом на факультете – после Уилларда Аллена. Они с Либби перебрались в уютный домик в Клейтоне, потом в дом побольше в Лейдью, богатом предместье Сент-Луиса. Мастерс составил себе завидную практику из богатых пациентов, бесконечно благодарных ему за каждую проведенную беременность, роды и успешные роды.

Билл сохранил крепкую и подтянутую фигуру; каждое утро перед работой он совершал пробежку. Он носил жесткие накрахмаленные сорочки и всегда надевал к ним галстук-бабочку. Его косящий взгляд казался признаком отстраненности от окружающих, свойственной настоящему ученому. На занятиях его нелегко было заставить улыбнуться. Подросток, который когда-то был настолько не уверен в себе, что отказывался приезжать в родительский дом, раскрылся, явившись на свет из тугого кокона замкнутости.

«Он был ужасным гордецом, и вся его одежда была сшита на заказ, – вспоминал доктор Френсис Райли, его помощник. – Он менял свой белый халат дважды в день и пользовался только белыми шариковыми ручками». Некоторые считали Мастерса слишком высокомерным, но никому не хватало духу сказать ему это в лицо. «Он ставил себя выше других не только как врач, но и как личность, – говорил Юджин Ренци, еще один постоянный сотрудник отделения акушерства и гинекологии в 1950-х годах. – У него было огромное самомнение». Коллеги помнили стильную черную спортивную машину-кабриолет, на которой Мастерс разъезжал по кампусу. Когда шел дождь, он не поднимал верх машины, а только закутывался в брезент.

В конце пятницы преподаватели кафедры акушерства и гинекологии Вашингтонского университета и врачи-ординаторы собирались для обсуждения хирургических методов и ведения клинических случаев. На эти откровенные дискуссии не допускались ни медсестры, ни студенты-медики. Мастерс обожал вносить сумятицу в эти встречи, играя роль «адвоката дьявола». «Он, бывало, встанет и говорит: «Нет, я сделал бы это так-то и так-то », – просто, чтобы показать, что в медицине существует не один способ действия», – говорил Марвин Реннард, еще один бывший сотрудник. Мастерс бросал вызов медицинской ортодоксии так, как это мог сделать только превосходный врач-практик. Он был мостиком между двумя эпохами».

Однажды в пятницу яростные дебаты разгорелись вокруг кесарева сечения, поскольку за полгода их количество подскочило с трех до шести процентов всех случаев. В начале 1950-х годов большинство акушеров полагались исключительно на вагинальные роды, независимо от того, как долго длились схватки у матери. Старшие профессора, проходившие подготовку в 1930-х годах – когда еще не было пенициллина и банков переливания крови и анестезия могла привести к катастрофе, – предостерегали своих молодых подчиненных, чтобы те не очень-то «размахивали скальпелем». Врачи по очереди рассказывали о том, как у них получалось «справиться» с женщиной, вынесшей более суток схваток. Наконец, кто-то спросил:

– Доктор Мастерс, а что сделали бы вы?

Мастерс ответил кривой усмешкой и краткой репликой: