Наталья Поклонская - Преданность Вере и Отечеству

— Но вы же там не были.

— Да, непосредственно на Майдане в вооруженных столкновениях и в боевых действиях меня не было. Но я там проживала, я там работала и слышала через каждые пять минут под окнами своего рабочего кабинета, как ездила скорая помощь и возила трупы, возила потерпевших, которые остались в живых.

— Но начиналось-то все по-другому, довольно мирно.

— Начиналось обычно.

— Мирно. Я хотел бы, чтобы вы говорили об этом с точки зрения прокурора, работника прокуратуры. Все было в рамках закона?

— Вот в настоящее время я официально заявляю, как сотрудник прокуратуры, как человек, который все это наблюдал и видел, как гражданин Украины, что в Украине произошел антиконституционный переворот. Вооруженный захват власти. Это не мирная демонстрация, о которой все так яростно и доблестно рассказывали и рассказывают по сей день почему-то. Я не понимаю, какая это мирная демонстрация? Ее не было ни 18 февраля, ни 19 января. Причем на такие праздники, которые…

— Вы уже говорите о кульминационных днях, когда все действительно перешло в такую военную фазу.

— Да, действительно. Потому что это те события, которые запоминаются особо. И это те кульминационные дни, которые останутся в памяти навсегда. Это расцвет нацизма. Это тот нацизм, от которого нас избавили наши деды, бабушки, которые кровью своей полили землю, чтобы мы в спокойной обстановке, в спокойной жизни, в мирной жизни с чистым небом жили. А сейчас на уровне правительства, теперешнего правительства Киева, все это поощряется. Нацизм просто выровняли как героизм какой-то, проявление героизма.

— В чем это проявляется? Где там нацизм?

— Дело в том, что в настоящее время уже Верховная Рада Украины приняла, не приняла, а находится на рассмотрении в Верховной Раде закон о либерализации «Правого сектора». Кто такой «Правый сектор»? Вы все, все граждане, все люди, которые проживают в Украине и не только, и за пределами Украины, все видели, все наблюдали по телевизору, многие наблюдали из своих окон, в том числе и я это видела, как бежали люди с щитами, с какими-то автоматами, стреляли в наших солдат, которые стояли безоружные, которые стояли на охране общественного порядка. У них у всех лозунг один и один флаг — черно-красный. Это флаг Бандеры.

— Скажите, пожалуйста, у нас на Украине запрещен черно-красный флаг? Да, это флаг Бандеры.

— Ну, в настоящее время, я так понимаю, это скоро будет флагом патриотического настроя Украины.

— Вы же понимаете, Наталья Владимировна, это всё произошло не вчера и не 19 февраля. У нас годами ставили памятники Бандере, совершенно явному, ну, так сказать, документальному пособнику Гитлера. Это понятно. Но никто этому не противостоял. Ив том числе прокуратура, да?

— Нет, почему? Раньше прокуратура, до вот такого перелома коренного в нашей власти, как-то по сносу памятников, даже памятников наших солдат, наших воинов, наших героев, возбуждались дела, расследовались. Отношение у людей было совершенно иное — не такое, как сейчас. Сейчас снести памятник Ленину — это героизм.

— Да, это доблесть. Это верно.

— Сейчас разбивают памятники воинам, которые погибли за нас, дорогие соотечественники, дорогие крымчане, памятники тем воинам, которые гибли за нас, просто бесцеремонно, наглым образом разрушаются. И как мы можем спокойно на это смотреть? Я не понимаю. Это просто внутреннее.

— Наталья Владимировна, прошу прощения, но вот эти эмоции, которые вы выражаете, они совершенно нам понятны. Но тогда сразу же и к вам вопрос. А что же вы, где вы, прокуратура, Генеральная прокуратура страны?

— Генеральная прокуратура страны вносит сведения в ЕРДР и пытается…

— Это что, простите?

— Это Единый реестр досудебных расследований. И, по всей видимости, расследует дела, надзирает соответствующим образом за расследованием данных дел. Но опять-таки, вот все эти факты, которые были совершены, со стороны правительства, со стороны теперешнего, я считаю, нелегитимного правительства, которое пришло через кровь. Вот ту солдатскую кровь, вот ту кровь обычных граждан, которые пострадали чисто случайно. Они это приветствуют. Они потакают, они просто потакают национализму, нацизму. Вот этому бандеровскому нацизму. Посмотрите, кто баллотируется у нас в президенты. Это тот человек, который находится в международном розыске. Это тот человек, который призывает к убийству, к вооружению.

— Вы говорите о Дмитрии Яроше?

— Да, я говорю именно о Дмитрии Яроше. Тот, который взрастил эту армию, тот, который кричал на Майдане, никого не боится.

— Понимаете, да, действительно… Но мы хотим знать правовую оценку его действиям. Мы хотим знать, как относятся к его воззваниям, к его призывам к вооруженным различным действиям. Вот как относятся правоохранительные органы? Ведь они должны как-то реагировать.

— Должны и обязаны реагировать. Обязаны. Но я для себя сделала выбор и не поддерживаю теперешнюю власть в Киеве. Работать в Генеральной прокуратуре я больше не буду.

— То есть вы хотите сказать, что как раз Гене-рольная прокуратура вполне лояльно относится к таким?

— Я не хочу ничего сказать по этому поводу, поскольку в Генеральной прокуратуре работают вполне адекватные и очень грамотные и мудрые сотрудники, мои коллеги, которых уважаю. Но то, что произошло, те люди, которые пришли к власти и сейчас дают указания и руководят нашей страной, непосредственно в Киеве, я их не поддерживаю. Поэтому оставаться в Киеве и в Генеральной прокуратуре я не буду. Независимо, я прошу прощения, независимо от того, останусь я безработной, буду я с работой, но поддерживать вот этот нацизм мне не позволяет моя совесть. На меня смотрят, точно так же и на вас всех смотрят ваши деды, которые погибли. Те солдаты-патриоты, которые погибали. И те солдаты, которые находились на Майдане и стояли живым щитом, чтобы не пропускать этот «Правый сектор», этих радикалов сумасшедших, понимаете. Мне не позволяет совесть.

— А вашим коллегам, Наталья Владимировна, в Генеральной прокуратуре позволяет совесть?

— На этот вопрос я не могу ответить. Очень многие коллеги, я, опять-таки, буду повторяться, но достойные. И у них есть свои причины, свои обоснования, своя аргументация. Поэтому данный вопрос надо задавать непосредственно каждому человеку. Мне — нет. Я не хочу занимать эту должность.

— Наталья Владимировна, в эти дни, в те февральские дни, чем занималась прокуратура, когда шли бои, когда жгли милиционеров, когда поджигали здания и захватывали их, когда, по сути, грабили просто магазины, которые стояли на этих улицах, и так далее, чем занималась прокуратура?