Наталья Поклонская - Преданность Вере и Отечеству

— Прокуратура не спала. Прокуратура и днем, и ночью находилась на рабочих местах. И точно так же переживала, а может быть, даже и больше.

— Но она же должна была действовать, кроме переживаний?

— Нет, мы собирали постоянно информацию. Просто в те дни такая огромная работа была проведена, это сумасшедший объем работ.

— А что именно?

— Регистрация бесконечная в Единый реестр досудебных расследований. Это непосредственно процессуальное действие по тем расследованиям, которые были возбуждены. Это опять-таки, мы помним последнюю амнистию, которую генеральный прокурор Виктор Павлович Пшонка запустил в действие и которую так и не сдержали наша оппозиция и наши захватчики административных зданий. Сдержало бывшее правительство, ну, и так вот все произошло, мы все наблюдали эти спонтанные события. Но все это, опять-таки, это огромный труд. Сотрудники прокуратуры и днем, и ночью фиксировали, кто, когда, где, что освободил, что захвачено снова. Это уголовные дела, это бесконечные следственные действия, это бесконечные указания, непосредственно участие и проведение следственных действий. И опять-таки, все это в таком режиме проводилось…

— Но не там, где происходили эти события? Нет?

— Нет, непосредственно на майдане мы не находились. Мы работали на своих рабочих местах. Дежурили. Дежурили, ночные смены были. Вот те ребята, которые «Беркут», внутренние войска, они находились и с нами рядом. И мы все это видели. И все варились, и все работали, и все надеялись на то, что не будет таких кровопролитий, как были допущены.

— Правовая оценка, можно вот ее узнать? Вот вы видите, как выполняет свой профессиональный долг и служебный долг милиция в лице «Беркута». И вы видите, что с ними делает вот эта толпа. Ну, не возникало какое-то непонимание действий руководства, почему позволяют жечь и убивать милиционеров, и ничего не происходит? А им запрещают просто сдвигаться. Они просто стояли стеной и падали, если их убивали.

— Это что-то экстраординарное. Это невозможно объяснить разумными словами. У меня это не укладывается просто в голове, как пушечное мясо выставили этих солдат 19-летних. Я вот еще хочу акцентировать внимание, Киеве, там сейчас герои — это «небесна сотня». Да, люди погибли. Люди погибли. Но вот те солдаты, которые стояли, они далеко не герои в Киеве. Про них почему-то все забывают. И тот МВДшный госпиталь, в котором находились на лечении и по сей день находятся на лечении солдаты, 19-летние, из внутренних войск, я к ним приезжала. И хочу сказать, выразить свою благодарность тем врачам, которые действительно добросовестно относились и относятся, я видела это своими глазами, как они относятся к этим ребятам, как они их лечат. И как эти ребята находятся в этом госпитале. Мама не может приехать, потому что у мамы нет средств снимать квартиру в Киеве. И там ребята одни, им 19 лет. И вот когда я была в госпитале и общалась с одним из солдат внутренних войск, я не буду фамилию указывать, это молодой парень, ему 19 лет, он из Днепропетровска, служит в армии он четыре месяца. Из них три месяца находился на майдане. У него поломана рука, он находится до сих пор на лечении. Он мне с испуганными глазами сказал одно: «Вы знаете, меня так еще никогда в жизни никто не бил». Это 19-летний парень.

— Да, непонятны просто действия руководства, которое выставило ребят молодых и не давало ничего им делать. Даже, по сути, защищаться. Они просто стояли. Вам не кажется это странным? Почему так происходило? Вы обсуждали это в прокуратуре, хотя бы между коллегами, почему так позволяют убивать людей?

— Это, конечно, обсуждали с коллегами, и в прокуратуре, и за пределами прокуратуры. И надеялись только на одно: что вот завтра что-то изменится. Вот завтра эти ребята нас защитят. Вот завтра. Но была ошибка одна: уже допустили эти радикальные силы в Киев. И в Киеве настроение у людей совершенно иное. Я, когда приехала за своими вещами в Киев, все киевляне, с которыми я встречалась, — таксисты, — они мне сопереживали. Они говорят: а вы откуда? Я говорю: из Крыма. Ах, боже мой, так вас же захватили! Я говорю: да нас не захватили. Это, ребята, вас захватили. В Крыму — это волеизъявление народа.

— То есть большая часть в Киеве вот такое настроение сейчас создалось?

— Да.

— Но это же какое-то зомбирование людей.

— Это зомбирование. Это зомбирование. Они все под каким-то гипнозом. Вот действительно поменялись понятия добра и зла. Люди забыли, люди забыли свою историю. А кто не забыл, тот делает вид: да ладно, ну то прошло. Что было, то прошло, мы сейчас живем. Главное, чтобы не было войны. Это неправильно.

— Это неправильно, я согласен.

— Крымчане, это неправильно.

— Вы официально уволились или вы просто выехали из Киева — и всё?

— Официально я не увольнялась. Меня, по всей видимости, уже уволят. Поэтому я это понимаю.

— Вот в таком вы качестве.

— И даю отчет своим действиям. Возвращаться туда я не буду.

— А кто сейчас возглавляет прокуратуру Украины?

— Прокуратуру Украины, генеральный прокурор Украины — это Махницкий. Дело в том, что нам его представили как… он работал два с половиной года следователем в прокуратуре Львовской области, где-то из районов. Я точно не знаю.

— То есть, как коллегу вы его не знаете?

— Нет, я его не знаю как коллегу. Вот, поэтому… Поэтому охарактеризовать как человека, с которым проработала определенный период времени, не могу.

— Ну понятно.

— Ну, он еще не генеральный прокурор.

— Он и.о.?

— Он исполняющий обязанности. И, кстати, опять-таки, впервые как-то так у нас в стране получается, я не знаю, какое это правовое поле, что исполняющий обязанности президента назначает исполняющего обязанности генерального прокурора. Это как-то тоже особо не вписывается в правовое поле. Точно так же, как и мирная демонстрация, которая поубивала наших солдат. Когда 18 февраля сыпались трупы один за другим. И никто этого не видел. И та власть, которая сейчас руководит нашей страной, они стояли на майдане и кричали. Тот же министр, нет, не министр, председатель РНБУ, да, председатель РНБУ, его голос у меня до сих пор в ушах звенит.

— Это вы…

— Он очень громко кричал: «Левая сотня — направо, правая сотня — налево».

— Порубий?

— Порубий, Порубий, да. Это тоже все слышали.

— Ну, это да, это руководитель военной части Майдана. Да, он действительно руководил вот этими вооруженными группами.

— Он стоял на Майдане и указывал, это то, что я слышала, и указывал, куда какая сотня идет.

— Воевать.

— Да, воевать! Это как? Это в правовом поле? Вот скажите, дорогие граждане, украинцы, крымчане, какое это правовое поле? Когда убивали, я повторюсь, прошу прощения, убивали наших солдат, когда по центру Киева шли с факелами, зажженными факелами. Впереди портрет Степана Бандеры, били красивые гостиницы, которые расположены в центре Киева. И чему-то радовались. Чему радоваться, скажите? Мир перевернулся просто. Это не нацизм?