Михаил Бочкарев - Моя война [Документальная повесть]

Благодарные жители города Холма после войны воздвигли на месте боев величественный памятник погибшим здесь бойцам нашей бригады. На высоком насыпном холме, расположенном на опушке Пронинского леса, рядом с шоссейной дорогой Холм-Локня, воздвигнута массивная гранитная стела. На одной стороне стелы выбиты слова: «Здесь стояли насмерть моряки 75-й морской стрелковой бригады — 1942». А на другой стороне высечены слова из приказа командира 2-го Гвардейского стрелкового корпуса: «За беспредельную преданность нашей социалистической Родине, великой партии, проявленное бесстрашие при уничтожении фашистской мрази, всему личному составу бригады объявляю благодарность. Приказываю: всех краснофлотцев, командиров и политработников — участников боев на подступах к Холму представить к правительственным наградам».

Однако последняя часть приказа была выполнена частично. В то трудное время, когда бои не затихали ни днем, ни ночью, просто не было времени и некому было оформлять наградные листы. Орденами и медалями были награждены те, кто остался в строю к моменту вывода бригады в тыл на переформирование. Памятью об этих боях для меня является учрежденная 1 мая 1944 г. медаль «За оборону Москвы», которую храню и ношу как самую дорогую реликвию.

Один из костромских госпиталей, куда я попал после ранения, был расположен на левом берегу Волги, в живописном уголке, в здании большого дома отдыха льноводов. Госпиталь окружал парк с могучими деревьями. Условия обитания, питание и уход были отменными. Свежий воздух, прекрасное медицинское обслуживание способствовали быстрому выздоровлению.

Уже через два месяца моя рана зажила. Я был выписан из госпиталя и направлен в Ярославский флотский экипаж. Пока решалась моя судьба, связанная с дальнейшей службой, командир экипажа полковник Воронов дал мне задание: отвезти в Ульяновск около трехсот краснофлотцев и младших командиров, признанных после ранения и излечения в госпиталях негодными к строевой, но годными к несению караульной службы. Их направляли для охраны флотских складов оружия и боеприпасов, расположенных в окрестностях Ульяновска. В помощь мне были выделены два лейтенанта. На одном из пассажирских пароходов для размещения этого сводного отряда моряков, буквально прошедших огонь, воду и медные трубы, был приспособлен трюм с отдельным выходом. Отмечу: при выполнении этого задания я получил памятный урок, как надо относиться к просьбам людей, и понял, что значит доверие к ним.

Пароход совершал обычный рейс с пассажирами со всеми остановками в волжских городах. У многих моряков в этих городах или поблизости проживали родители и родные, которых им хотелось навестить. Они стали обращаться ко мне с просьбой отпустить их домой на день-два с обещанием самостоятельно добраться до Ульяновска. Я, исполняя приказание, такое разрешение дать не мог и даже усилил охрану из тех же моряков. Уже после Горького я не досчитался пятнадцати моряков, которые самовольно, при попустительстве стражи, покинули пароход. До меня стало доходить, что я делаю что-то не так, как надо. На следующих остановках я под честное слово отпустил еще группу моряков.

Когда пароход дошел до Ульяновска, то в моей команде не хватало более 20 человек. Уполномоченный наркомата ВМФ в Ульяновске контр-адмирал Михальков, когда я ему доложил о выполнении задания, пригрозил мне суровой карой, если сбежавшие и отпущенные мной моряки через три дня не прибудут сюда.

Все эти дни я чувствовал себя как на иголках. В конце концов получилось так, что все отпущенные мной моряки приехали на вторые сутки, а из сбежавших три человека так и остались в бегах, их объявили дезертирами. Так, на этом примере я еще раз убедился, насколько высоко всегда ценилось честное слово. Его нарушение или невыполнение считалось позором, а совершивший это назывался подлецом. Надо всегда быть уважительным и доверять людям, давшим честное слово. Через трое суток меня отпустили без наказания, и на рейсовом теплоходе я возвратился в Ярославль.

Пока я совершал вояж по Волге, решилась моя дальнейшая судьба. Стало известно, что Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов приказал всех моряков, получивших ранение на сухопутных фронтах, после излечения в госпиталях возвращать на флот, а лейтенантов, выпускников военно-морских училищ, направлять на учебу на Специальные курсы командного состава ВМФ.

Через несколько дней я получил предписание убыть на курсы, которые в то время находились в Астрахани. Такое же назначение получили еще два лейтенанта. Мы решили идти туда по Волге, на рейсовом теплоходе. Каким-то образом мы узнали, что в речном порту находится теплоход, на который заканчивается погрузка снарядов и бомб, и что он должен скоро отплыть в Сталинград. Мы разыскали этот теплоход, представились капитану, предъявили свои документы. К нашему удивлению, капитан обрадовался нашей просьбе взять нас к себе на борт, считая, что три командира, вооруженных пистолетами, будут служить дополнительной охраной теплохода в пути.

Как потом оказалось, этот теплоход, кажется, «Лермонтов», готовился к обычному рейсу, и на него загрузили продуктов в расчете на всех пассажиров. Но внезапно капитан получил задание по доставке важного военного груза в Сталинград. И получилось так, что пассажирами была только наша троица, потому нас в пути кормили обильно и сытно.

«Лермонтов» шел без остановок до Куйбышева, в Сталинград его не пустили. Это был конец июля, тогда уже началась оборона Сталинграда, и немцы Систематически минировали с самолетов русло Волги в этом районе. В Куйбышеве я потерял своих попутчиков и продолжил путь на поезде.

В госпитале да и на пути в Астрахань у меня было достаточно времени для воспоминаний, осмысления своего боевого прошлого, чтобы здраво оценить свои поступки и действия. Но как придирчиво ни относился к себе, ничего предосудительного в своей командирской деятельности на фронте я не нашел. Я понимал своих подчиненных, и они понимали своего командира и относились ко мне уважительно. Но, кроме воспоминаний о пережитом на фронте, на ум часто стала приходить одна мимолетная встреча в Ленинграде.

Два года назад, после окончания 2-го курса училища, мы надеялись, что нас отпустят в отпуск. Но этого не произошло, зато часто отпускали в увольнение в город. Вместе со своим другом Леней Тимошенко я иногда заходил во Дворец культуры на Васильевском острове, где в мраморном зале устраивались танцевальные вечера. Когда я учился в Казани, то ходил на бесплатные курсы танцев в университете, которые закончил хорошо, но заядлым танцором не стал. Меня больше интересовали тогда музеи и театры, а также пригороды Ленинграда.