Юлий Квицинский - Время и случай

К сожалению, все осталось втуне. Никто на наши записки не отреагировал, никакие стратеги организации партийной работы «по-новому» приглашениями не воспользовались. Как потом выяснилось, никто этих материалов в ЦК КПСС на серьезном уровне и читать не стал. Не до того, видимо, было, о другом думали.

Когда XXVIII съезд подошел к концу и начались выборы руководящих органов, стало ясно, что КПСС как структура, способная руководить страной, кончается. Не видно было никакой четкой и привлекательной стратегической линии партии на будущее. Прежние кадры, имевшие опыт руководства страной, при первом голосовании почти полностью были выметены из состава ЦК. Многие из них даже были рады этому, не видя дальнейшей перспективы. По настоянию М. С. Горбачева, это положение затем было несколько подправлено, но не до конца. В самый критический этап своей истории КПСС вошла в небоеспособном состоянии.

Тогда, после съезда, ходила загадка-шутка: «Скажи-ка, кто у нас теперь члены Политбюро и секретари ЦК?» Никто этого больше не знал, да и не считал нужным знать. Власть партии заканчивалась при ее собственном тому содействии, хотя структурная оболочка еще долгое время создавала иллюзию политической силы.

То, что рушилось всевластие партийного аппарата, видели, понимали многие и радовались этому. Но вряд ли в тот момент понималось в полной мере то, что КПСС была единственной в СССР общественно-политической структурой, охватывавшей всю страну и худо-бедно скреплявшей еще ее единство. Других общесоюзных партийных структур не было; все, что возникало в процессе демократических преобразований, носило республиканский, национальный характер, а следовательно, несло в себе семена будущего развала.

В те дни германские дела захватили меня почти полностью. Все происходившее на других направлениях воспринималось через призму предстоящего воссоединения немцев. Работа шла в сумасшедшем режиме и темпе. Их задавал министр, подвергавший себя немыслимым нагрузкам. Встречи и переговоры, полеты за границу и приемы в Москве шли непрерывной чередой, требовали тщательной подготовки, а порой, должен признаться, наводили на мысль: зачем вся эта гонка? Не всякий разговор по своим конкретным результатам оправдывал затраты физических и интеллектуальных сил.

Однако все это имело смысл. Сказывался немалый политический опыт Э. А. Шеварднадзе, его знание людей, искусство строить личные отношения, просчитывать ситуацию и без нужды не обострять ее. Ситуация же для советской внешней политики была ох как не проста. В ГДР дела шли все хуже. После того как в результате выборов 18 марта 1990 года правительство ГДР и ее парламент, по сути дела, оказались в руках ФРГ и ее партий, после введения в ГДР в обращение марки ФРГ, после начала создания наряду с валютной так называемой «социальной» унии нам начали исподволь объяснять, что воссоединение произойдет, на худой конец, и без согласия СССР, что договор о воссоединении может быть подписан немцами с тремя западными державами, а мы потом, как в ситуации после заключения Сан-Францисского договора с Японией в 1951 году, будем иметь удовольствие провести отдельные переговоры с Германией, а заодно и обсудить с ней проблемы наших, на сей раз «западных», территорий, например Калининградской области.

В оборот пошла шутливая, но многозначительная формула «2+4= 1+5». Одновременно нам говорили, что любой слишком уж детальный и содержательный договор с немцами будет воспринят ими как обидное ограничение собственного суверенитета, поэтому нам не стоит перегибать палку. Один из моих западных коллег убеждал меня, что все содержание будущего договора лучше всего свести к констатации воссоединения Германии, фиксации ее границ и отмене четырехсторонних прав и ответственности и на этом закончить дело. К чести немцев должен сказать, что их представители вели себя умнее, понимая, сколь сложен вопрос для нас со всех точек зрения и сколь важно сделать так, чтобы в исторический момент восстановления единства Германии не заложить вновь семена исторической вражды и конфликта между нашими народами.

В те дни было исключительно важно все время держать палец на пульсе событий. Следить за переменами в настроениях и замыслах наших партнеров по переговорам, влиять на них, перестраивать собственную позицию. Удивляются, зачем в то время министр «носился» к Геншеру в Женеву, Виндхук, Брест, Мюнстер, зачем столько раз встречался с Дюма, Хэрдом, плавал на лодке с Бейкером, принимал де Микелиса, генерального секретаря НАТО Вернера, руководителя Комиссии ЕС Делора, уделял время тогдашнему руководству ГДР. Вот именно за этим. Во всяком случае мне так казалось в те месяцы. Надо было добиваться оптимального результата в условиях самого жесткого цейтнота и в игре, при которой у нас с каждым днем оставалось все меньше козырей. Вернее, был один неразменный козырь: использование наших военных возможностей в ГДР. Но это могло кончиться катастрофой, и с самого начала нашим руководством, насколько я могу судить, исключалось.

Тем не менее наша дипломатия отнюдь не могла позволить себе дрейфовать по волнам событий. После долгих и трудных внутренних обсуждений мы, то есть МИД, Минобороны, КГБ и Международный отдел ЦК КПСС, наконец согласовали и утвердили в Политбюро ЦК КПСС проект основных принципов будущего германского урегулирования, с которым и вышли на переговоры «2+4». Советская позиция обрела стройность и систематичность и окончательно вышла из стадии провозглашения общих постулатов. Это позволяло приступить в группе экспертов, где Советский Союз представлял наш опытнейший германист и мой бывший начальник А. П. Бондаренко," к реальной отработке текста будущего соглашения, то есть к переговорам в собственном смысле этого слова.

Наш документ был внесен Э. А. Шеварднадзе на встрече министров иностранных дел «шестерки» в Берлине 22 июня, в день 50-й годовщины нападения гитлеровской Германии на Советский Союз. Его стоит привести целиком и для истории, и для понимания основного содержания нашей первоначальной официальной позиции.

С (дата) по (дата) в (место) состоялись переговоры министров иностранных дел Германской Демократической Республики и Федеративной Республики Германии с министрами иностранных дел Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, Французской Республики, Соединенных Штатов Америки и Союза Советских Социалистических Республик, которые действовали на основании своих прав и ответственности в отношении Германии в целом и Берлина, закрепленных в соглашениях и решениях четырех держав военного и послевоенного периода, Уставе Организации Объединенных Наций и ее документах, а также получивших свое отражение в договорах Союза Советских Социалистических Республик с Германской Демократической Республикой и Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии, Французской Республики и Соединенных Штатов Америки с Федеративной Республикой Германии.