Юлий Квицинский - Время и случай

18 января мой отпуск закончился, и я вышел на работу. Вовсю бушевали «литовские страсти». В Прибалтику слетался рой скандинавских и восточноевропейских министров и депутатов. Большинство из них не скрывали, что едут поддержать Вильнюс, Ригу, Таллин, оказать нажим на центральное правительство. Наиболее активен был исландский министр иностранных дел. А. А. Бессмертных дал указание не чинить препятствий их въезду, так как в Прибалтике все равно было много дипломатов, иностранных журналистов и присутствие еще нескольких десятков иностранцев мало что меняло. Скандал же с министрами и депутатами был нам, разумеется, не нужен. Визы выдавались в установленном порядке и с соблюдением установленных сроков и правил. Исключений, ввиду «особых обстоятельств», не делалось, хотя в ряде случаев скандинавы и немцы пытались этого добиться.

В этот день позвонил наш посол в Бухаресте Ф. Богданов и сообщил, что из-за обстановки в Персидском заливе президент Й. Илиеску просит отложить свой визит в СССР, намечавшийся на 28–29 января. Он предлагал вернуться к вопросу о своем визите в конце февраля — начале марта. Сообщение было не из простых, поскольку из-за перегруженности календаря нашего президента любой перенос мог означать сдвижку сроков на неопределенное время, а диалог с новым руководством восточноевропейских стран был одним из наиболее назревших вопросов нашей политики на европейском, направлении. Да и только ли дело было в Персидском заливе? Скоро должна была приехать делегация румынского МИД для переговоров по проекту нового советско-румынского договора. Оставалось надеяться, что ее визит кое-что прояснит.

Вторую половину дня 22 января я провел на заседании Секретариата ЦК КПСС. Я давно не бывал на каких-либо обсуждениях в рамках высших партийных органов. После XXVIII съезда мы не были больше обязаны исполнять решения Политбюро и других высших партийных инстанций. МИД СССР докладывал теперь свои соображения президенту и исполнял решения его и других государственных вышестоящих структур. Видимо, такое же положение было и в отношениях между Секретариатом ЦК и другими ведомствами, представители которых тоже были приглашены на совещание. Его темой были наши отношения с Восточной Европой.

Обстановка на заседании секретариата стала совсем иной, чем прежде. Уже через пару минут были видны противоречия между некоторыми членами нового партийного руководства, причем отнюдь не по частностям. Раньше это не очень показывали перед приглашенными. Кое-кто из секретарей был, как свидетельствовала дискуссия, явно маловат по калибру. Хотя обсуждение велось активно и, что называется, «на кровавом серьезе», не покидало впечатление, что сидящие за главным столом люди как бы висят в воздухе, не опираются больше на реальные политические возможности на местах и во властных структурах.

До восточноевропейских дел мы добрались не сразу. Сначала с пространным сообщением о текущем моменте выступил В. А. Ивашко. На 31 марта намечался Пленум ЦК КПСС, и он доложил о ходе его подготовки. Говорил интересно, с жаром, остроумно. Призывал не дать спихнуть партию на анализ только внутрипартийных дел. КПСС должна формулировать свою позицию прежде всего по вопросам, связанным с основными интересами страны и народа. Это первично. Иначе партию не будут слушать и принимать всерьез. Пора отказаться от словесных красот насчет «перевалов», «хребтов». Говорить, наконец, о деле.

Настроение населения, констатировал заместитель Генерального секретаря ЦК КПСС, меняется. Люди требуют большего порядка и ясной перспективы. Надо проработать вопрос о переходе к рынку, а не звать прыгать в неизвестность с завязанными глазами. Разумеется, все за рынок, но ведь все и за социальные гарантии. Надо искать решение этого вопроса.

Было затронуто и много других острых вопросов: уход из КПСС ее членов, нарастающая критика в адрес Генерального секретаря, война законов, падение покупательной способности рубля, обострение межнациональных проблем. Одновременно В. А. Ивашко предостерегал всех от склонности недооценивать роль КПСС, списывать ее со счетов. Этот тезис от него я, правда, не раз слышал и раньше. Звучал он в устах В. А. Ивашко, учитывая его пост, вполне естественно. Что же было ему еще говорить в тех тяжелых условиях, которые складывались для партии? Но В. А. Ивашко в целом оценивал перспективу оптимистично. Другие секретари — Прокофьев, Фролов, Кузнецов, Бакланов — с ним согласны не были.

Опять досталось и МИД. Вот посол в Веллингтоне Соколов в ответ на телеграммы ЦК КПСС отвечает, что если выполнять указания КПСС, то надо будет выполнять и указания других партий. Куда руководство МИД СССР смотрит? Да и в ЦК КПСС МИД СССР свою телеграфную информацию не шлет. Неужели не доверяет секретариату, конкретно В. М. Фалину?

Пришлось промолчать, хотя обвинение было несправедливое. Мы регулярно посылали всю необходимую информацию президенту, который был одновременно и Генеральным секретарем ЦК КПСС. Если он считал необходимым информировать кого-то в руководстве ЦК, то вопрос решался президентским аппаратом в рабочем порядке. За обвинениями в наш адрес явно торчали уши аппарата ЦК. Он был еще достаточно велик, а объем его работы резко сократился к тому времени. МИД они больше не руководили, но была своя шифровальная служба. Зачем? В основном в последнее время она рассылала телеграммы куда, какой референт Международного отдела ЦК едет и на какой симпозиум. Все это можно было делать и по обычному телексу, но в этом случае была бы потеря престижа. Все обязательно хотели по-прежнему быть начальниками.

Обсуждение вопроса об отношениях с Восточной Европой было детальным. В основу была положена записка Международного отдела ЦК. Но после нескольких выступлений ее стали характеризовать как недостаточно проработанную, не охватывающую весь комплекс конкретных вопросов, возникающих в отношениях СССР с этой группой стран. Вопросы же были все известные: падение торгового оборота, раз-балансировка традиционных связей между предприятиями и научно-культурными центрами, прекращение поступления в эти государства, особенно Болгарию, наших газет, непрекращающиеся осложнения с нашими памятниками и военными кладбищами, фактическое введение запретов на профессию для бывших работников партийного и государственного аппарата, появление в печати этих стран тезисов, которые могли восприниматься как претензии на Молдову, Закарпатье, западные районы Белоруссии и т. д.

Все это было затем подытожено В. А. Ивашко как свидетельство «утраты внешней политики» в отношении своих восточноевропейских соседей. С тезисом о том, что мы потеряли сами эти страны, он не был согласен, подчеркивая, что мы обречены жить рядом, а значит, и будем сотрудничать. И он был прав.