Юлий Квицинский - Время и случай

А. Нэстасе считал, что дела скоро поправятся, так как в Румынии принято «самое прогрессивное законодательство» по экономическим вопросам. Комментируя эти высказывания, наши специалисты лишь недоуменно пожимали плечами.

Хотя все больше места в моей повседневной работе с начала года занимали восточноевропейские темы, германские дела отнюдь не отпускали меня. Ратификация требовала серьезной подготовки. Страсти вокруг этого вопроса по-прежнему были накалены.

В руках народного депутата СССР Н. И. Петрушенко внезапно оказалось письмо бременского профессора А. Петерса, доказывавшего возможность для СССР взыскать с Германии в случае, если мы сохранили бы четырехсторонние права и ответственность, то есть не ратифицировали бы документ об окончательном урегулировании в отношении Германии, фантастическую сумму репараций. Профессор предлагал проигнорировать всю прежнюю правовую основу решения вопроса о репарациях, забыть о той сумме репараций (10 млрд долларов), на которую мы первоначально претендовали, не учитывать наши заявления 1953 года об отказе от дальнейшего взимания репараций с Германии, о проекте мирного договора с Германией 1959 года, в котором мы записали статью, что репарации с Германии взиматься не будут. Логика его рассуждений строилась на исчезновении ГДР и воссоединении Германии. Значит, все прежние соглашения можно объявить не имеющими больше значения и начинать рассматривать вопрос как бы заново.

На основе данных из известной книги Вознесенского о советской экономике во время Великой Отечественной войны профессор Петерс исчислял ущерб Советскому Союзу в сумме 1900 млрд марок. Это была одна из его возможных цифр для предъявления требований об уплате к объединенной Германии., Другая возможная цифра исчислялась так: сумма репараций, выплаченных Советскому Союзу на душу населения ГДР, умножалась на число жителей ФРГ, которая, как известно, репараций нам не платила. В этом варианте получалась тоже довольно впечатляющая сумма в 270 млрд марок.

Профессор написал 9 января 1991 году письмо канцлеру Г. Колю, где говорил, что если СССР не ратифицирует договор «2+4», то он не утратит своих прав победителя и сможет любыми «адекватными» способами изъять затем репарации у Германии в пределах названных сумм. Как конкретно мыслил себе Петерс взыскание репараций в 1991 году с помощью прав победителя, оставалось загадкой. Наверное, наши, войска должны были возобновить демонтаж немецких предприятий или приступить к массовым конфискациям имущества. Все это, разумеется, было спекуляцией и, может быть, даже и шантажом, так как профессор туг же предлагал канцлеру свои советы, как можно было бы уменьшить сумму репараций и, видимо, надеялся на вознаграждение. Заодно он информировал и нашего народного депутата, выступавшего в Верховном Совете СССР против ратификации.

К этому письму надо было отнестись тем не менее со всей серьезностью. Желание получить с немцев побольше денег в связи с воссоединением будоражило умы многих. Если бы Н. И. Петрушенко начал жонглировать цифрами и аргументами Петерса, эффект был бы весьма неприятным. Юридические аргументы наши депутаты воспринимали обычно с трудом. Утешало лишь одно: исчисленные Петерсом суммы репараций были настолько велики, что казались подозрительными даже самым ярым критикам МИД СССР. Видимо, не представлялись они реальными и самому Н. И. Петрушенко. Тем не менее он нам прислал официальный депутатский запрос по этому поводу.

Подготовив развернутый ответ в Верховный Совет СССР на этот запрос, мы пришли, однако, к выводу, что нельзя больше медлить в вопросе о получении от Германии компенсации нашим гражданам, пострадавшим во время войны от действий нацистов. Речь шла прежде всего о тех, кто угонялся на принудительные работы, находился в концлагерях, стал жертвой псевдомедицинских экспериментов. Вопрос этот ставился нами по ходу переговоров с ФРГ в связи с договором «2+4» и теми двусторонними договорами, которые обсуждались в то время. Включить его в договоры тогда не удалось, но во время визита М. С. Горбачева в ФРГ в ноябре 1990 года произошел обмен мнениями между Э. А. Шеварднадзе и Г.-Д. Геншером, который закончился позитивно. Тогда условились вернуться к выработке практических решений после выборов в бундестаг, намеченных на 2 декабря.

Выборы прошли. В нашей печати и в дискуссиях в комитетах Верховного Совета СССР вопрос о компенсации пострадавшим в войне звучал все более остро. Требовался ответ по существу. Значит, подходило время напомнить немецкой стороне о договоренности. Подтвердят ли они ее? Ведь Э. А. Шеварднадзе ушел, а литовские события поставили под вопрос многие финансовые дела с Западом. Тем не менее мы условились с А. А. Бессмертных, что он пошлет письмо Г.-Д. Геншеру. 12 февраля этот вопрос был поднят и в письме М. С. Горбачева канцлеру ФРГ. Немцы проявили готовность держать слово.

26 февраля 1991 года сразу после завершения совещания ПКК Варшавского договора в Будапеште я вылетел в Бонн на переговоры о компенсации нашим гражданам с Д. Каструпом, ставшим с начала года статс-секретарем МИД ФРГ.

С ним мы довольно быстро договорились, что будет заключено соглашение о компенсации советским гражданам, пострадавшим в результате нацистских преследований по образцу аналогичных соглашений, заключавшихся ранее ФРГ с Францией, Грецией, Люксембургом и рядом других стран. Немецкая сторона предлагала оформить это соглашение обменом письмами между министерствами иностранных дел, перечислить на цели компенсации определенную сумму в фонд, который мог бы называться фондом советско-немецкого взаимопонимания. Управлять фондом могла бы советская сторона, которая бы и решала, кому и сколько платить. Оставался, однако, открытым вопрос о сумме. Ее предстояло определить на переговорах.

Но сначала нам надо было самим определиться, в отношении нашего запроса, что предполагало проведение солидной подготовительной работы по выявлению числа и круга лиц у нас в стране, которые могли бы с достаточным основанием претендовать на получение компенсации. Брать на себя выполнение этой работы МИД СССР, конечно, не мог, то есть не располагал необходимыми для этого возможностями. Здесь нужны были архивы Министерства обороны, КГБ, документы нотариата. Кроме того, вопрос затрагивал интересы не только целого ряда центральных ведомств, но и республик. Исходя из этого, наш министр предложил: окончательное решение по сумме нашего запроса должно приниматься Кабинетом министров СССР по докладу всех заинтересованных ведомств. Соответствующая работа вскоре была начата и заняла несколько месяцев.

Переговоры же с Д. Каструпом были важны прежде всего с той точки зрения, что фиксировали готовность обеих сторон найти решение вопроса о компенсациях и намечали пути урегулирования этого вопроса. Об этом было опубликовано соответствующее сообщение в печати, которое привлекло к себе внимание прежде всего у нас в стране.