Эрвин Бартман - Тяжелые бои на Восточном фронте [Воспоминания ветерана элитной немецкой дивизии, 1939–1945]

– Коля, Коленька…

Привлеченные всеобщим волнением, вокруг незадачливого мотоциклиста собрались женщины из близлежащих домов. Он пытался их перекричать, а они набросились на него с кулаками. Напрасно он пытался объяснить, что его мотоцикл, должно быть, опрокинулся, когда мальчик играл рядом. Нам едва удалось отбить его от разъяренной толпы.

Штурмбаннфюрер Фрей позаботился о том, чтобы для погибшего ребенка изготовили гроб, и издал приказ о том, чтобы мы держались подальше, когда в соседней церкви пройдет отпевание, а затем похороны на кладбище…

Мы двигались на север к Белгороду [28], и на лицах моих товарищей отражалось радостное победное возбуждение. Поддавшись ложному чувству собственной неуязвимости, возникшему благодаря тому, что просто выжили, мы с легкостью забыли призраков, оставленных в руинах Харькова, а также о том, что капризная фортуна по-прежнему является вершителем наших судеб и решает, кому предстоит жить дальше, а кому умереть.

Наша колонна остановилась на дне глубокой балки. Сквозь клубы пыли, окутывавшей нас непроницаемым покрывалом, к нашему грузовику подошел обершарфюрер и позвал:

– Штурман Бартман и ты, Кёниг! Пройдите до конца этого оврага и посмотрите, не ждут ли нас тут «иваны». Не хочется угодить в западню. Тут не очень удобно тянуть телефонный кабель. Если что-то заметите, то немедленно несите ваши задницы сюда!

В его голосе звучала легкая насмешка, словно ему доставляло удовольствие отправить меня с моим молодым напарником на это опасное задание.

Мы быстрым шагом отправились по дороге, время от времени оглядываясь, чтобы оценить, насколько удалились от своих боевых товарищей. Вскоре наша колонна скрылась за густыми зарослями деревьев, которыми поросли крутые склоны балки. Мы были одни на вражеской территории, где отовсюду могла грозить опасность. Через пару километров мы с приятелем остановились, чтобы перевести дыхание, у места, где склон оврага понижался и открывался вид на широкую ровную долину.

– Никаких признаков «Иванов». – Кёниг сдвинул на затылок каску и вытер пот рукавом кителя.

– Признаков нет, зато могут быть снайперы. Мы их ни за что не заметим, они слишком хорошо маскируются.

Я указал на одинокий стог сена посреди открытого поля:

– Давай-ка заберемся туда и осмотримся.

Кёниг находился метрах в двадцати впереди меня, почти у самого стога, когда сзади донесся нараставший гул приближавшегося самолета. Мой напарник встревоженно посмотрел в небо.

– Не волнуйся, – мимоходом бросил я, – скоро ты научишься различать звук русских самолетов.

– Не могу разобрать тип самолета! – крикнул в ответ Кёниг и пригнулся.

– «Хейнкель-112» [29], – ответил я.

По высокой густой траве пробежали волны от пролетевшего самолета. Сделав широкий разворот, «Хейнкель» вновь направился в нашу сторону. Кёниг приветственно помахал летчику, однако я инстинктивно почувствовал, что тот заходит на атаку.

– Давай в укрытие! – завопил я и бросился на землю. Кёниг тут же бросился в стог и зарылся в сене так, что только ноги остались снаружи.

«Совсем как страус!» – подумал я и, не удержавшись, громко расхохотался.

В это мгновение заработали пулеметы. Взлетели комья земли, а свист пуль почему-то показался мне даже музыкальным. Потом что-то ударило меня в переднюю часть бедра, что было довольно странно, потому что я лежал на земле лицом вниз. Когда стих гул авиационного мотора истребителя, в стогу сена началось движение. Ноги Кёнига скрылись, а спустя секунду из сена появилась его голова.

– Вот гадство! Очередь прошла совсем рядом! – Он свистнул от облегчения.

– Ближе, чем ты думаешь, – сказал я, вставая во весь рост. Ноги у меня дрожали, однако боли не было. Случилось невозможное – меня ранили.

Кёниг, весь в сене, подбежал ко мне и полез в карман кителя за индивидуальным пакетом.

– Кажется, ничего опасного, – пробормотал он. – Выглядит не очень страшно.

Казалось, он испугался больше меня. А я дотронулся до раны и слегка прижал ее.

– Должно быть, пуля попала в камень и рикошетом прошла параллельно земле. – Я испытывал настоящий шок.

Затем мне удалось нащупать под кожей небольшую выпуклость, что несколько меня приободрило: судя по всему, пуля не задела кость. Кровь стекала по правой ноге, пропитывая штанину. С помощью Кёнига я кое-как перевязал рану, и мы отправились назад по оврагу к нашей колонне.

Всполошенные авиационными пулеметами, солдаты нашей части заняли оборону. Кёниг крикнул пароль. Едва наш обершарфюрер увидел мою окровавленную штанину, он немедленно вызвал санитаров, находившихся в хвосте колонны.

Я залез в санитарный автомобиль и оказался под опекой медиков. Санитар аккуратно промыл мою рану изрядной порцией йодного раствора, и мне пришлось сцепить зубы, чтобы не зашипеть и не морщиться, когда он начал рыться щипцами у меня в ноге.

– Ранение в мякоть, – сказал доктор, наконец закончив свою операцию и передавая мне пулю. – Через несколько дней заживет, старайтесь держать в чистоте, чтобы не занести инфекцию. Как это случилось?

Я рассказал ему об атаке «Хейнкеля».

– А! Жаль-жаль, вас нельзя будет внести в список ранений, потому что вы пострадали не от вражеского огня. Ладно, я отмечу этот случай в своем рапорте.

Мои товарищи по роте, узнав о моем ранении, немало повеселились. Ну, как же – несколько сантиметров в сторону, и я мог бы лишиться возможности стать отцом. Но я, естественно, не находил для себя в этом ничего забавного. Рана изрядно побаливала, и сидеть в трясущемся грузовике было просто невозможно. Как оказалось, боль в паху постоянно давала о себе знать. Судя по всему, ангелы-хранители на время оставили меня…

Примерно через неделю наш обершарфюрер собрал разведотряд, чтобы выяснить наконец точное местонахождение русских войск. На голубом небе не было ни облачка, когда мы отправились в неизвестность за линию фронта. Я сидел в коляске мотоцикла, положив на колени автомат и дорогую камеру с телескопическими линзами. Управлял мотоциклом роттенфюрер. Некоторое время мы ехали по извивающейся проселочной дороге, а позади, в полукилометре от нас, двигались еще три наших автомобиля. Дорога пошла вверх, и на самом гребне холма роттенфюрер внезапно ударил по тормозам, останавливая мотоцикл. Несколько мгновений мы, раскрыв от изумления рот, во все глаза смотрели на русское самоходное орудие с угрожающе направленным в нашу сторону стволом.

Роттенфюрер заглушил мотоцикл.

– Если бы там кто-то был, нас бы уже разнесли в клочья, – сказал он. – Пошли-ка посмотрим.

Я оглянулся назад на наши три автомобиля, стоявшие неподвижно у подножия холма, затем передал спутнику автомат и вылез из коляски. Мы осторожно начали приближаться к орудию, как вдруг краем глаза я заметил какое-то движение в поле, в стороне от дороги. Я схватил роттенфюрера за плечо и указал в ту сторону.