Аполлон Давидсон - Сесил Родс — строитель империи

Все же Киплинг попросил редактора уточнить, что тот подразумевает под моралью. Получив ответ, что речь идет о высоких идеалах, поэт отреагировал резко:

— Прекрасный идеал — это и есть распространение цивилизации и создание империи ради такой цели.

Редактор, явно не без сарказма смотревший на обоих «великих», заговорил о религии. Он сказал, что, по широко распространенному мнению, люди руководствуются в общественной жизни теми же религиозными правилами, что и в личной. Но Киплинг и тут ответил резко:

— Религия не оказывает никакого влияния на образ действий.

Фанатично религиозные буры, сказал он, поддерживают все невежественное, Родс же — все передовое.

А на вопросы редактора о бурах и их политике Киплинг обвинил буров в бесчеловечном отношении к африканцам. И вообще возмутился:

— Что за чепуха! Сравнивать величественную и во всех отношениях прогрессивную программу Родса с косной политикой этих отвратительных буров.

Редактор осторожно задал вопрос о рабстве. Не пахнет ли им в империи Сесила Родса? Такая постановка вопроса тоже вызвала у Киплинга бурную реакцию.

— Этого нет и не может быть. Может быть лишь принудительный труд, но в обществах, находящихся на примитивном уровне, это неплохо.

Редактор задал еще несколько ядовитых вопросов. Последний из них вывел Киплинга из себя настолько, что он сел на свой велосипед и уехал. Это был вопрос о набеге Джемсона: если уж Родс такой великий, разработал такие великолепные планы и так прекрасно их выполняет, как же он допустил эту катастрофу с набегом Джемсона?

Выведенный из себя Киплинг, уезжая, бросил:

— Ну вот, вы задали такой вопрос, на который, наверно, не будет ответа до Судного дня.

Интервью Киплинга очень интересно: ведь многим современникам Родса его образ рисовался именно таким. Конечно, эта апологетика не могла импонировать поголовно всем. Вот живой пример — уже из времен англо-бурской войны.

Киплинг приехал тогда в Южную Африку и работал в газете «Френд», в Блумфонтейне, захваченной англичанами столице бурской Оранжевой республики. Идеи, с которыми он обращался со страниц этой газеты, были близки приведенному выше интервью. Журналист, тоже работавший в этой газете, рассказав о совместной работе с Киплингом, завершил свои заметки так:

«Я отплыл в Англию на том же пароходе «Британец», что и Редьярд Киплинг, но не стал разговаривать с ним… До встречи с Киплингом я был одним из самых пылких его поклонников и читал все, что выходило из-под его пера, ну а потом я больше никогда уже не открыл ни одной из его книг. Я увидел в нем прежде всего английского джинго, который приехал в Южную Африку и нанес непоправимый вред как англичанам, живущим в Южной Африке, так и вообще Британской империи».

Но легко себе представить, какую поддержку дал Родсу такой почитатель, как Киплинг! Как он повлиял на настроения в британском обществе!

Духовная близость Киплинга с Родсом заставляет здесь, на страницах этой книги, приводить многие киплинговские стихи. В них лаконичнее и точнее, чем в рассуждениях иных современников и историков, переданы и дух политики Родса, и атмосфера, которую Родс и Киплинг считали своей.

Киплинг восторгался не только Родсом, но и его сподвижниками. Он сблизился с Джемсоном и видел в нем человека, осуществлявшего те идеи, которые он, Киплинг, воспевал в стихах.

Какое из стихотворений Киплинга наиболее известно и чаще всего цитируется? Пожалуй, «Заповедь».

Кто не знает этих строк? На русском языке существует много переводов «Заповеди», даже таких великолепных поэтов и переводчиков, как Михаил Лозинский и Самуил Маршак.

Но чей образ, чья судьба вдохновила Киплинга на это стихотворение? Судьба Джемсона. Его набег, тюрьма, суд. В своей автобиографии Киплинг так и написал.

Джемсон для Киплинга был подвижником, который пролагал Британии путь в неизведанные страны, не дрожал за свою жизнь, умел идти на отчаянный риск, а оказавшись в тюрьме, под угрозой смертной казни, проклинаемый даже своими соотечественниками, нес крест и за поступок, и за его провал. И не пытался скрыться за спинами тех, кто был еще виновнее. Киплинг думал о Джемсоне, когда его рука выводила строчки:

А на памятниках Родсу — посвященные ему стихи Киплинга».

У Киплинга была возможность вжиться в мир Сесила Родса. С 1900-го по 1907-й он уезжал от лондонской зимы в кейптаунское лето. Большой красивый белый дом, который предоставил ему Родс, стоит и сейчас. Теперь он принадлежит Кейптаунскому университету и стал рабочим помещением для студентов из соседних помещений. На столах — компьютеры. Кабинет Киплинга — комната заседаний студенческого совета. Студенты, с которыми я говорил, ничего не знают об истории дома.

Дом окружен студенческими общежитиями, стадионами. Вокруг шумит огромный город. А во времена Киплинга это была природа, пусть и не первозданная, но все-таки еще и не разрушенная. Жена Киплинга подобрала осиротевшего львенка и выкормила его. Поблизости не было других строений. Не было не только автострады, которая сейчас грохочет рядом, но и дорог. Вдали виднелся дворец Родса, к которому можно было пройти тропинками. Киплинг нередко проделывал этот путь и обедал с Родсом. Во время этих обедов и возникла идея последнего завещания Родса, по которому его состояние отдавалось Оксфорду на стипендии.

Киплинг бывал на опытной ферме под Кейптауном. Там по заданию Родса выращивались деревья и растения, привезенные из других стран, чтобы выявить, не привьются ли они на южноафриканской почве и нельзя ли с их помощью улучшить сельское хозяйство или украсить местную природу. Почти через сто лет меня пригласили на эту ферму. Дали посмотреть и рукописный альбом, в котором на многих страницах почерк Киплинга. Его стихи и его рисунки.

После смерти Родса Киплинг написал архитектору Бейкеру, называя Родса — «Он», с большой буквы: «Я думаю, что те, кто не сталкивались с Ним близко, никогда не смогут понять, кем Он был. В самом Его присутствии ощущалась Сила. Как в присутствии Джемсона — магнетизм».

С таким же пиететом относился к Родсу и Райдер Хаггард. Это тоже давало Родсу поддержку во мнении британской публики.

Райдер Хаггард был тогда одним из самых популярных писателей. К тому же и общественным деятелем. Его выступления в Обществе защиты аборигенов и его письма в газеты становились предметом широкой гласности.