Ги Ротшильд - Миром правят Ротшильды. История моей семьи

В декабре 1977 года господин Миттеран и его друзья, тогда находившиеся в меньшинстве, уже внесли в парламент законопроект, изложение необходимости которого начинали словами: «Чтобы сломить господство крупного капитала… надо осуществить переход к коллективному управлению… финансовыми инструментами, в настоящее время находящимися в руках капиталистических кругов, осуществляющих господство».

Та ничтожно малая доля, какую составляли французские частные банки во всем механизме финансовой жизни нашей страны, опровергала такие слоганы как «крупный капитал» или «капиталистическое господство»; при этом даже не было необходимости ссылаться на хорошо известное качество управления банковскими учреждениями, которые оказались под ударом.

Чтобы оправдать свою политику, руководители режима много раз прибегают к формулам, подчас просто ошеломляющим; отрывки из них я привожу ниже.

«Придушенные финансовыми магнатами, они [предприятия] окостеневают по их, этих магнатов, воле. Мы собираемся их освободить».

«Положить конец „бюрократизации“ и „огосударствлению“ предприятий…»

«Позволить малым и средним предприятиям развиваться, а, следовательно, перестать служить мясом пирога крупного капитала». (С трудом верится, что это высказывание Франсуа Миттерана, который, впрочем, мало интересуется индустрией, потому что банки — это то, что индустрии необходимо.) «Блюм оказался погребенным под денежным валом, я отомщу за него», — часто говорил Миттеран.

Энциклопедических масштабов невежество левых в области экономики, их капитуляция перед устаревшей идеологией — это постоянная составляющая политической жизни Франции. Бесспорно, общество нуждается в благородных идеях и возвышенных призывах. Однако, к несчастью, нельзя пробудить к жизни социальную справедливость и прогресс, ни живя по морали почитаемой за библию литературы XIX века, ни — еще меньше — открывая дверь проникновению коммунистической идеологии на всех уровнях общественной и экономической жизни. Среди левых немало достойных людей, и удивительно, что они не пытаются вырваться из порочного круга, который в конечном счете делает их тормозом экономического прогресса и роста уровня жизни, делает их противниками системы управления, которая, несмотря на все свои недостатки, производит неплохое впечатление на фоне правящих режимов других стран, сопоставимых с нашей. У левых вместо идей — идеология, правые более прагматичны, по крайней мере, они иногда оказывают стране какие-то услуги. А если говорить об откровенных реакционерах, то они уже давно не играют существенной роли в политической жизни.

Что же касается национализации предприятий промышленного сектора экономики, то ничто не подтверждает ее действенности. Успех национализации заводов «Рено» следует внимательно проанализировать, чтобы увидеть ее пределы и последствия; «Рено» не может служить аргументом в пользу подчинения тяжелой индустрии политическому руководству страны. Власти всегда будут стараться использовать национализированные предприятия для решения собственных задач в ущерб интересам самих этих предприятий. Нет никаких оснований считать, что у министров и чиновников более правильный взгляд на вещи, или они обладают более высокой квалификацией, чем руководители предприятий, которых они поувольняли.

Вернемся к банкам. Государство использует свою монополию, чтобы на неопределенный срок навязать населению услуги, требующие больших расходов, стараясь установить равновесие сил в обществе. Хорошо еще, если оно с помощью демагогической политики не обяжет банки делать дорогие займы и производить безвозмездные выплаты, создавая таким образом дефицит за счет налогоплательщика. Во всяком случае, придется идти на все более тесную дружбу с властями, если имеешь дело со строптивым и несговорчивым банкиром.

Французские социалисты хотят прибрать всю власть к рукам; они ревниво относятся даже к тем ничтожным крохам, которые удалось сохранить руководителям больших частных предприятий. Они терпят лишь малые или средние объединения, тем самым оставляя себе возможность говорить о «частичных мерах». Быть может, такая тенденция распространится на Востоке, но и это еще отнюдь не факт. Марксизм с каждым днем все более ясно показывает, к каким экономическим и моральным потрясениям он приводит народы, и явно возникнет необходимость выбирать между социализмом без диктатуры и либеральным строем или еще чем-то, что еще придется изобрести. Выбор не сделан, но история слишком явственно доказала, что часто человечество идет в направлении, противоположном тому, которое для него избрано свыше.

Первое время мне трудно было справиться с удивлением, чтобы потом все осмыслить и должным образом реагировать на то разорение, которое принесла моей семье национализация. Я не поддался депрессии, я предпочел гнев — как реакцию более позитивную. Мне казалось немыслимым, чтобы эта гигантская экспроприация ряда крупных банков, порой анонимных, привела одновременно к исчезновению банка Ротшильдов, само понятие которого стало одновременно историческим и мифическим, и чтобы никто этого не заметил.

Мобилизовав все свои способности, я написал статью, озаглавленную «Прощай, Ротшильд», она была опубликована на первой странице «Монд», и реакция на нее превзошла все мои ожидания. Я получил сотни доказательств симпатии и сочувствия, большинство обратившихся ко мне хотели меня ободрить и заканчивали свои письма словами: «Не прощай, но до свидания, Ротшильд». Многие говорили: «До скорого свидания, Ротшильд» или еще «Спасибо, Ротшильд». Все хотели, чтобы в этой ситуации я действовал «мужественно и с достоинством».

Итак, вот моя статья:

«Прощай, Ротшильд!

Семья, само имя которой ассоциируется с банковскими учреждениями, строго капиталистического характера, могла лишь наблюдать за тем, как постепенно ограничивается сфера ее деятельности на всех этапах социализации, с которой столкнулось французское общество в нашем двадцатом веке. Ротшильдов не обошли ни на одном из этих этапов: в 1936 году Народный фронт отнял у них управление Северной железной дорогой, которое они осуществляли с 1857 года; тот же Народный фронт сместил моего отца с поста управляющего „Банк де Франс“, который он занимал в течение двадцати лет.

После освобождения Франции от немцев де Голль национализировал все доли Ротшильдов в производстве и распределении электроэнергии и в сфере страхования. Наконец, в 1981 году коалиция социалистов и коммунистов издала декрет о национализации банков, разом изгнав наш банк из дома на улице Лаффит, где он находился на протяжении ста шестидесяти лет, на улице Лаффит, название которой стало синонимом самих Ротшильдов. По той же причине Ротшильды потеряли контроль над другими предприятиями, традиционно находившимися в их управлении, такими как группа горнодобывающих предприятий „Пенаррой“, „Никель“ и общества, унаследовавшие частные владения от старых железнодорожных компаний.