Иван Путилин - Сорок лет среди грабителей и убийц

— Где достал?

— А тебе што?

— Нет, я так. Дрянь уж большая.

— Скажи пожалуйста, дрянь! За такую дрянь по сто рублей платят!

— Где как, а у меня красненькую.

— Красненькую! Да ты жид, что ли?

И тут поднялся такой гвалт, что от него впору было проснуться мертвому.

— Тише, дьяволы! — закричал наконец Мишка. — Ведь тут… — и он не договорил, вероятно, сделав жест.

— А ну его! — отозвался хозяин. — Он нашим будет! Ну, двадцать рублей — и крышка!

Они опять стали кричать, потом на чем-то поладили.

— Ну, пошел, — сказал пришедший.

— Куда?

— А к соседу. Пить. Идем, что ли…

— Можно, — отозвался хозяин. — А ты?

— Кто же дом постережет? — ответил Мишка. — Нет, я останусь!

— Как хочешь…

— Ха-ха-ха! — загрохотал гость. — Он не соскучится!

— Мели-мели…

Послышалось шарканье ног, пахнуло холодным воздухом, хлопнула дверь. Все стихло.

Через минуту Мишка прошел мимо меня и стукнул в дверь, за которую ушли девушки.

— Стефка! — окликнул он. — Иди! Никого нет…

Он отошел. Почти тотчас скрипнула дверь, и мимо меня мелькнула Стефания, босиком, в длинной холстинной рубашке.

Раздался звук поцелуя.

— Куда отец ушел?

— С Сашкой в девятый нумер. До утра будут.

И снова раздались поцелуи и несвязный шепот.

Интерес для меня окончился, и я заснул.

Было еще темно, когда Мишка разбудил меня и сказал:

— Я иду в город, иди и ты!

Я тотчас вскочил на ноги.

Мишка с его детскими, невинными глазами ребенка не производил впечатления разбойника. Впоследствии во время своей службы я не раз имел случай убедиться, насколько ошибочно мнение, что глаза есть «зеркало души».

Самого Славинского не было. Стефания лениво нацедила какой-то коричневой бурды в кружку, предложив мне ее вместо кофе. Я выпил и взял картуз.

— Заходи, — просто сказала Стефания. — Отец покупает разные вещи!

— Это на руку! — весело ответил я. — Буду нынче же.

— Если не попадешься, — прибавил Мишка.

— Сразу-то? Шалишь!.. Ну, прощенья просим!

Я простился с девушкой за руку и пошел. Мишка задержался на минуту, потом догнал меня.

— Хорошо спал? — спросил он.

— Как собака!

Мы сделали несколько шагов молча, потом Мишка стал говорить, сперва издалека, потом прямее.

— Теперь в Питере вашего-то брата, беглых разных, пруд пруди! Только не лафа им…

— А что?

— Ловят! Уж на что шустрые ребята, что извозчиков щупали, а и тех всех переняли… Опять же, воров…

— Меня не поймают…

— Это почему?

— Потому один буду работать.

— И хуже. Обществом куда способнее! Тебе найдут, тебе укажут, действуй! А там и вещи сплавят, и тебя укроют… Нет, одному хуже! Ты вот с вещами… А куда идти? Иди к Павлу. Ты с ним сдружись, польза будет!

— А тебе есть польза? — спросил я смело.

Он усмехнулся.

— Много будешь знать — скоро состаришься! Походи к нему, увидишь. Ну, я в сторону.

Мы дошли до Обводного канала.

— Прощай!

— Если что будет али ночевать негде, иди к Павлу!

— Ладно! — ответил я и, простившись, зашагал по улице.

Мишка скрылся в доме Тарасова.

Я нарочно делал крюки, путался на Сенной, петлял, а потом осторожно юркнул в свою Подьяческую, где тогда жил.

Умывшись и переодевшись, я пошел в Нарвскую часть, где Келчевский встретил меня радостным известием о командировке. Я засмеялся.

— Пока что я и до командировки половину знаю!

— Да ну? Что же?

— Это уж потом! — сказал я. — Вернемся, сразу же по следу пойдем.

— Отлично! Ну а теперь, когда же едем и куда?

— В Царское! Хоть сейчас!

— Ишь, какой прыткий! А Прудников?

— Ну, вы с ним и отправляйтесь, а я сейчас один, — решительно заявил я.

Келчевский тотчас согласился.

— Где же увидимся?

— А вы идите прямо в полицейское присутствие, я туда и заявлюсь.

— С Богом!

Келчевский пожал мне руку, и я отправился.

Поездка в Царское явилась для меня совершенно пустым делом. Я захватил с собой шустрого еврея, Ицку Погилевича, который служил в городской страже, и вместе с ним обделал все за два часа.

Взяв из полиции городовых, я явился прямо к содержателям извозчичьего двора, Ивану и Василию Дубовицким, и, пока их арестовывал, мой Ицка успел отыскать и лошадь, и упряжь, проданные им моими арестантами.

Я отправил их в часть, а сам с Ицкой и двумя стражниками поскакал в Кузьмино к крестьянину Тасину и опять без всякого сопротивления арестовал его, а Ицка разыскал двое саней и полушубок со следами крови.

Мы привезли и этого Тасина, и все добро в управление полиции, и когда приехали Келчевский и Прудников, я им представил и людей, и вещи, и полный отчет.

Прудников восхитился моей быстротой и распорядительностью, а Келчевский только засмеялся.

— Вы еще не знаете Ивана Дмитриевича! — сказал он.

В ответ на эти похвалы я указал на Ицку, прося отличить его. Между прочим, это был очень интересный еврей.

Как он попал в стражники, я не знаю. Труслив он был как заяц, но как сыщик — незаменим. Потом он долго служил у меня, и самые рискованные или щекотливые расследования я всегда поручал ему.

Маленький, рыжий, с острым, как шило, носом, с крошечными глазками под распухшими воспаленными веками, он производил впечатление ничтожности и с этим видом полной приниженности проникал всюду.

У него был прямо гениальный нюх. Когда во время обыска все теряли надежду найти что-нибудь, он вдруг вытаскивал вещи из трубы, из-за печки, а один раз нашел украденные деньги у младенца в пеленках!

Но о нем еще будет немало воспоминаний…

Келчевский и Прудников, не теряя времени, тотчас приступили к допросу. Первым вызвали Тасина. Тот тотчас повалился в ноги и стал виниться.

— Пришли двое и продают. Вещи хорошие и дешево. Разве я знал, что это грабленое?

— А кровь на полушубке?

— Они сказали, что свинью кололи к празднику, оттого и кровь.

— А откуда они узнали тебя?

— Так пришли. Шли и зашли!

— Ты им говорил свое имя?

— Нет!

— А как же они тебя называют? Идите, говорят, к Константину Тасину…

Он сделал глупое лицо.

— Спросили у кого-нибудь…

— Так! Ну, а ты их знаешь?

— В первый раз видел и больше ни разу!

Прудников ничего больше не мог добиться. Тогда вмешался Келчевский.

— Слушай, дурень, — сказал он убедительным тоном, — ведь от твоего запирательства тебе не добро, а только вред будет! Привезем тебя в Петербург, там тебя твои продавцы в глаза уличат да еще наплетут на тебя. И мы им поверим, а тебе нет, потому что ты и сейчас вот врешь и запираешься.

Тасин потупился.

— Иди! Мы вот других допросим, а ты пока что подумай!

И Келчевский велел увести Тасина, а на смену ему привести братьев по очереди.

Первым вошел Иван Дубовицкий, высокий, здоровый парень, красавец.