Артём Драбкин - Танкисты. Новые интервью

… Часто стукали «сорокапятки», заглушаемые шквалом встречного огня. Затем все покрыл удар взрыва, и за насыпью возник гриб размываемого ветром густого дыма, будто кто-то гигантской кистью мазнул сажей по белесо-серому небу.

– Одну машину Орлика сожгли! – оглянулся Мотаев, исчезая в проеме входа в КП.

Кочергин, не различая ничего со света, раздвинул чьи-то спины, жадно прильнул к окулярам бинокля. Панорама боя предстала в мельчайших деталях. Танки под прикрытием отцепленных сорокапяток проскочили за реку, к деревне. Только головной был потерян сразу за мостом. Все атаковавшие с насыпи тоже были подбиты. Один из них взорвался. Башня, обрывки гусениц, катки и другие части машины лежали вблизи догоравшего корпуса. Черная плешина земли вокруг дымилась. В поле обзора бинокля попал разброс стоявших открыто, ничем не защищенных пушечек противотанковой батареи. Они дергались, выбрасывая колючие языки пламени. Когда «сорокапятки» совсем закрыла земля, вздыбленная частыми разрывами немецких снарядов, лейтенант снова посмотрел на реку. Солдаты, перебегая, неуклонно приближались к реке. Многие подоткнули полы шинелей и шли вброд, ведя ружейный огонь. Иные, падая, исчезали в воде, но другие, окунувшись, вскакивали, бежали вперед и снова падали в воду. Задержав взгляд на одном солдате, упавшем уже на том берегу, Кочергин старался рассмотреть, побежит он снова или так и останется лежать. Сердце колотилось часто и гулко. Домики деревни уже плохо были видны за сизой дымкой, испещренной желтыми вспышками. Дымка стлалась по черной воде, в которой плавало густое крошево льда. Взбудораженный пальбой воздух толкался в уши.

Танки Орлика, развернувшись в линию, уже отходили к насыпи, ведя беглый огонь по деревне. Их преследовали несколько средних немецких танков, за которыми из дымки появились один за другим колесные бронетранспортеры. Угловатые каски над ними дружно подпрыгивали вместе с рывками машин на пересеченном грядками поле. Почти одновременно задымили еще два наших танка, отставшие от остальных, и завертелся на месте немецкий танк, опрокинув жердяную изгородь и разбросав какой-то навес. Затем над ним взметнулся рыжий столб огня. Прокатился гулкий взрыв. Кочергин на мгновение зажмурил глаза и опустил бинокль, но тут же поднял и снова бегло оглядел происходившее между деревней и насыпью…

… Немецкие автоматчики уже сверху насыпи вели огонь по тем, кто успел за ней скрыться. Карапетян, ругаясь то по-русски, то по-армянски, крутил ручку полевого телефона и кричал команды своим артиллеристам отсечь и подавить прорвавшихся гитлеровцев. Тут же на огородах и у реки сверкнули и запестрели бурыми кустами разрывы 76-миллиметровых снарядов. Попадания накрыли насыпь. Немцы, теряя убитых и неся раненых, стали быстро отходить. Они поспешно взобрались в бронетранспортеры, которые, развернувшись, устремились за танками, скрывавшимися за отчетливо белевшими домиками деревни. На огородах с поваленными изгородями и перепаханной снарядами землей одиноко и группами неподвижно лежали серые и зеленые шинели. Кочергин невольно отметил, что зеленых куда меньше…» – (Прим. С.С.)

24-го утром мы сделали попытку прорыва – она не удалась. Немцы заняли оборону по рубежу, который мы в свое время готовили против них, когда они наступали. Они удачно использовали эти укрепления. Какова ирония судьбы! Наша рота вышла на тот участок рубежа, где я, будучи еще в учебном батальоне, строил укрепления. Мы поменялись местами: немцы теперь стояли лицом на запад, а мы – на восток. И что интересно, первой против нас развернули 16-ю дивизию Хубе, с которой мне пришлось бороться еще в августе. Хубе на тот момент уже командовал корпусом. Предыдущего командира Гитлер снял за малодушие.

На том рубеже мы увязли в боях местного значения. Продвижения ноль, а убитые, раненые, искалеченные идут потоком. Я тогда как-то спокойно думал, что скоро подойдет моя очередь. И действительно, подошла…

Ночью лежишь, а вокруг тысячи трассирующих пуль. Смотришь на них: «Эта кому? Мне? Соседу?» Но это самообман, на самом деле «свою» не успеешь увидеть. И тут мои мечтания прерывает шипение рации: «Орлов, на высотке пехота. Их атакуют танки. Поможешь им!»

Мне нужно отправить взвод, а связи нет. Вернее, от командира полка ко мне есть, а от меня к командирам взводов – нет. Взводным только потом начали ставить. Решил добежать. И только слез со своего танка – рой пуль! Наверное, несколько пулеметов открыли огонь. Сплошной вой. Если под Сталинградом меня стрелок отлавливал, то тут оказалась шальная пуля. Попало в живот. Меня спасло то, что пуля уже на излете, и хорошая ватная куртка. Опять же, на куртке ремень с пряжкой и такие же брюки. Пуля пробила одежду и застряла в мышцах живота. Упал, конечно. Боль, шок… Ребята попытались вытянуть пулю и вроде бы добрались, но ничего не получилось…

Кто-то сбегал, крикнул врача. Прибежала Софья Григорьевна Цырюльникова. Прибежала, а сумка пустая. Рядом с ней взорвался снаряд, и одним из осколков рассекло ее медицинскую сумку. Она в темноте пошарила-пошарила, плюнула и бегом к танку. Ребята кое-как меня уложили на танк, в брезент. Как я понял, да и почувствовал – она до этой пули добралась и вытащила ее зубами. Я пулю хранил вплоть до переезда на эту квартиру. Потом кто-то по ошибке из ребят взял поиграть, и она затерялась…

Лечился буквально трое суток. Пока я прохлаждался, сгорело еще два экипажа. На ходу оставалось 5 легких танков. Два в резерв забрал командир полка. Три ушли в разведку по берегу Дона. Их возглавил мой друг Дима Рязанцев.

Моя рота легких танков практически вся погибла в боях за плацдармы, которые мы в течение нескольких дней один за другим ликвидировали на Дону. Сначала все шло как по маслу. А потом начались вязкие, кровопролитные бои…

( И снова Николай Григорьевич очень скупо, буквально парой фраз, описывает гибель 3-й роты легких танков. Есть смысл снова добавить немного живых деталей из повести в данное интервью:

« Экипажи маячили плотной группой, сливаясь в темноте со своими машинами. Их выдавали редко мелькавшие светлячки сигарет, прикрываемых ладонями. Лейтенант пробежал мимо, в сторону трещавших под топорами сучьев. Из них С…н с помощью двух солдат мастерил носилки, ворча по поводу где-то запропавшей машины санчасти полка. На привязанные к толстым жердям плащ-палатки уложили двух танкистов экипажа одной из сгоревших «семидесяток», силуэт которой угадывался поодаль, возле зарослей высокого орешника. Оттуда тянуло чадом окалины, горелого масла, чем-то удушливым и смрадным.

– Да-а! Психует Орлик, быстро тает его рота. Меньше половины уже осталось, – обронил В…