Артём Драбкин - Танкисты. Новые интервью

Кочергин подошел поближе к носилкам. Фигура одного из стоявших подле вдруг растворилась в темноте.

– Вот младшего лейтенанта за солдатами послал, – подал голос С…н. – Кислородное голодание у обоих. Инъекцию сделал, зашевелятся сейчас!..

– Толку от твоей инъекции! – тихо, сквозь зубы, обронил оказавшийся рядом Орлик. – Терзаешь их только. Двое-то других вас не дождались… Начальству привет! – полуиронически кивнул он Кочергину, будто только его заметив. – Какие указания штаба будут?..

– Полегче, полегче, ребята! – суетился похожий на подростка худощавый и низкорослый младший лейтенант. – Больно им, не трясите!

По сравнению с замкнувшимся Орликом этот юноша казался трогательным, и Кочергину невольно захотелось его успокоить. Он дружески придержал танкиста за локоть.

– Как зовут вас, младший лейтенант? Не переживайте. Выходят медики ваших ребят!

– Николенко! – протянул руку ободренный его уверенным тоном танкист. – Только вряд ли их спасут. Под Латошинской и Рынком немало нас горело. Не выживали такие, – смотрел он в темноту, где затухали тяжелые шаги солдат, уносивших носилки.

– Так вы давно в Сталинграде?

– Мы? С самого начала с лейтенантом Орликом здесь бьемся, с Тракторного! – не без гордости ответил Николенко.

– С двадцать третьего августа? – уточнил Кочергин.

– Точно! В Сталинград, на укомплектование боевых подразделений, нас из училища прямо на завод посылали. С конвейера – и в бой! Николай тогда взводом командовал, а я у него командиром машины был. На «тридцатьчетверках» дрались. А теперь я у него взводом командую…

– Да ладно тебе, говорун! – вмешался Орлик. – Чего исповедуешься!

– Оставьте, лейтенант! – напрягся Кочергин. – Если наш разговор вам поперек, не участвуйте, не неволю… Каждый как может напряжение боя снимает, – добавил он мягче, взглянув на притихшего Николенко. – Молчать труднее!

– Как знаете, помначштаба, – обиженно буркнул тот.

– Ну будет, Орлик, – примирительно сказал Кочергин. – Знаю, тяжелый был день. Организуйте отдых экипажей, а я тем временем потолкую с вашим комвзвода.

– Есть момент языки помозолить, валяйте! – бросил, поворачиваясь, Орлик.

Оставшись вдвоем, они взобрались сбоку на моторный отсек «семидесятки», оперлись спинами о башню и поставили согнутые ноги на гусеницу. Шаги смолкли, и, охваченные масляным теплом, оба в их удобном, покойном положении долго не хотели нарушать тишину леса. Он жил какой-то своей жизнью. Тихо шептались кроны деревьев, местами с шорохом осыпался снег. В кустарнике послышался короткий настораживающий шум, потом все замерло. Казалось, совсем далеко неуверенно мигнула немецкая осветительная ракета, на мгновение вырубив из мрака ближайшие заросли орешника и стволы деревьев. Потом снова разлилась темнота, замкнувшая крошечное белесое пространство у ног.

– Вы, помначштаба, на Орлика не серчайте, – нарушил молчание Николенко. – Я тоже к нему не сразу привык. Вроде бы занозистый и осторожный чересчур. Но как немца вокруг пальца обводит! Хитер немец, во как хитер! А Николая не перехитрит, нет. Толковый командир! Сегодня мы преследованием увлеклись, так батарею немецкую и проглядели. Две машины как не бывало, две подбиты. А он представить не может, как это немец его подловил?..

– А как с Тракторного начинали? Расскажите!

– Мы там как раз ко времени подоспели. Но начинали, по совести, не мы, а девчата.

– Как так девчата?

– Зенитчицы. Они немецкие танки первыми приметили. Степь. Далеко видать. У зениток, сами знаете, и дальность, и точность – во! Шарахнули девчата по танкам сразу, как показались. Мы тут прямо из заводских ворот и через Сухую Мечетку – овраг такой глубокий. Его прошли, выбрались на бровку, а перед нами немцы. Лоб в лоб. Если бы не зенитчицы, не успеть бы нам ко времени!

– А дальше?

– Немцы в Рынке уже. Поселок такой, вроде пригорода сталинградского. Там уличные бои были, страсть!

Ну и их положили тоже! Танков пожгли порядком, а о мотоциклетчиках и говорить нечего.

– Без пехоты дрались?

– Была пехота, но на наших машинах рабочие Тракторного пошли. Дружина. Почище пехоты дрались, хоть и не в форме. Как в гражданскую! Двадцать шестого августа, когда мы Рынок тот отбивали, Орлик спас меня. В мою машину много попаданий было, раздолбали всю. Выбрались мы. В кювет залегли. Пулеметы сняли, а двое с пистолетами. Вижу, немецкие танки слева через кювет идут. Один, другой. А третий начал на нем крутиться, и крик оттуда нечеловеческий! Не то вой, не то визг… Поняли, давят нас. Смотрю, действительно накренился, одной гусеницей по кювету, другой по верху и все ближе, ближе. Мало из пулеметов чешет так, что кругом земля летит, глаза забило: сверху фашисты с автоматами. Один из люка торчит, а другой в открытую, на броне. Одной рукой за башню держится, другой вдоль кювета строчит… Наши не выдерживают, вскакивают и тут же, на согнутых, обратно валятся.

Николенко вдруг будто задохнулся. Жадно втянул воздух раз, другой. Помолчав, заговорил:

– Ну, думаю, все, конец! Никак не могу тех, на броне, из танкового «дегтярева» достать. Черные такие, в пилотках. Бью по ним, а им хоть бы что. А танк уже рядом!.. И тут «тридцатьчетверка» с ходу в бок, который выше был, как его долбанет! И не приметили, откуда взялась! Как с неба свалилась. Опрокинулся немецкий танк. А из «тридцатьчетверки» Орлик спрыгивает. Оказывается, у нее от удара трак лопнул и гусеница упала…

– А потом? Без гусеницы…

– Был момент разбитый трак новым заменить, двумя экипажами гусеницу на место вмиг поставили.

– Под огнем?

– В общем-то, да, но два танка немецких, что прорвались, уже горели, и оттуда, слышу, наши «ура!» кричат. Переливается это «ура!» то тише, то громче, как песня. Передышка вышла… А потом совсем отбили Рынок. Ночь за ним в балке провели, вперемешку с немецкими танками…

– Как это? – не понял Кочергин. – Вперемешку?

– Утром разобрались, как светать стало… Они нас за своих принимали, а мы их за своих.

– Представляю… Разобрались?!

– Да, было дело, – тихо добавил Николенко. – Я после этого в госпиталь попал, и там довелось с Колей свидеться. Его снайперская пуля с плеча до бедра прошила!..

Выписываться вместе посчастливилось. Теперь решили всю войну не расставаться! Знающий командир. Шутник, пофорсить иногда любит, как давеча, но своих ребят в обиду не даст! Ни немцам, никому другому, коли что.

– Николенко, где ты там, давай-ка сюда! – раздался издалека окрик, приглушенный урчанием танковых моторов, которые один за другим начали постукивать на малом газу. Подбежали двое танкистов.