Донна Мабри - Мод [Откровенная история одной семьи]

Джордж насупился: ответить на мои обвинения ему было нечем. Мужчины прошли мимо меня в дом, а у меня звенело в ушах, и я на минуточку присела на качели, висевшие на крыльце. В глубине души я уже смирилась с тем, что из Пола не выйдет ничего путного.

Хотелось бы посидеть подольше, но пора бы накрывать стол к ужину. Скоро должны были прийти мои тринадцать жильцов, и все голодные. Дождавшись, когда сердце перестанет колотиться, я встала и вернулась к своим делам.

Когда ужин был окончен, посуда вымыта, а кухня прибрана, я поднялась к себе в спальню и заперла дверь. Голова раскалывалась, поэтому я сразу надела сорочку и легла в постель. Молиться в тот вечер у меня не получалось, вместо этого я прокручивала в голове собственные ошибки. Лежа в темноте, я начала обратный отсчет.

Сначала подумала о своем браке с Джорджем. С Джеймсом мы были так счастливы, и мне хотелось вновь обрести ту духовную связь, но даже теперь, после стольких лет брака и четверых детей, мы с Джорджем были не ближе, чем в первый день знакомства. Я дала клятву любить его, но не выполнила ее. Я никогда его не любила. Не вышло из меня хорошей жены.

Во-вторых, я столько лет надеялась достичь состояния благости, в котором, как мне казалось, уже пребывали многие прихожане моей церкви; того момента, когда я не буду больше грешить. Я просила Бога простить мне мои греховные чувства к Эвелин и Эллису, к Полу и Джорджу. Мне хотелось измениться, стать лучше, но с каждым днем неприязнь к ним только росла. Я просила Господа сделать меня добрее. Я верила в то, что Он простил меня, но сама не могла себя простить, а теперь я даже не ходила в церковь. Доброй христианки из меня тоже не получилось.

Не была я и хорошей матерью ни Баду, ни Полу. Последний был безнадежен, и как бы мне ни хотелось свалить все на Джорджа, в этом была и моя вина. Если бы я настойчивее заставляла Пола учиться, может быть, Джордж в конце концов и сдался бы. Нужно было топнуть и настоять на своем, но я не знала, как.

По крайней мере, у меня были Джин и Бетти Сью — оба любящие, заботливые, изо всех сил старающиеся выбиться в люди. Они — мое оправдание. Если не считать вспышек гнева, Бетти Сью была чудесной женщиной, жизнерадостной и счастливой, и хорошей матерью. Дети ее росли в любви и заботе, в доме всегда был порядок, и она изо всех сил старалась поддерживать мужа, каким бы он ни был грешником. Она искренне любила его. Иногда мне даже казалось, что слишком.

Джин был хорошим человеком. Он упорно трудился, всем сердцем любил свою дочь, хотя она не была ему родной, относился ко всем с уважением и делал все, чтобы я им гордилась. Я надеялась, что когда-нибудь он оставит мечту вернуть Эвелин и найдет себе другую спутницу жизни.

И еще была Донна. Она росла странным, независимым ребенком, приходила и уходила, когда вздумается, жила, где захочется, но я гордилась ею и безмерно любила.

Итак, я подсчитала свои промахи и удачи. На молитву было непохоже, но в конце концов мне удалось заснуть, чтобы встретить новый день.

Джордж все больше времени проводил на заднем дворе, болтая со Стеллой через изгородь. Я не обращала на это внимание. Ему уже было под восемьдесят, и по ночам он меня не беспокоил, к моему облегчению.

Однажды во вторник, в 1958 году, выйдя из подвала с корзиной белья, я увидела Джорджа и Стеллу. Держа в руках ее лицо, он целовал ее в щеку, она прильнула к нему. Я застыла. Они не видели, что я за ними наблюдаю.

Я вдруг почувствовала себя невероятно одинокой.

Однажды утром, две недели спустя, в дверь нашего дома постучали. В окошко я увидела человека в костюме.

— Могу я поговорить с Джорджем Фоли? — спросил он.

Я открыла дверь и пригласила его войти.

— Минутку, я его позову.

Пройдя через кухню, я спустилась в подвал.

— Джордж, к тебе пришли.

Он с озадаченным видом поднялся наверх: с момента выхода на пенсию к нему никто не приходил.

— Вы — Джордж Уильям Фоли? — спросил мужчина.

— Да, это я, — ответил Джордж.

— Это вам. — Мужчина протянул ему конверт, затем кивнул мне, сказал: — Спасибо, мэм, — и ушел.

Джордж стоял, сжимая конверт, все с тем же озадаченным лицом. Потом вскрыл его и развернул документы, что были внутри. Прочел, потом вернулся в начало и перечитал. Я ушла на кухню и принялась помешивать картошку, мыча себе под нос песенку.

Он подошел ко мне.

— Ты не можешь этого сделать, Мод.

— Еще как могу. Уже сделала. Я приняла решение.

— Мы женаты сорок лет, что на тебя нашло?

Тут я повернулась.

— Я сейчас тебе скажу, что на меня нашло. Я видела тебя во дворе со Стеллой. За десять секунд ты проявил к ней больше любви, чем ко мне со дня нашей свадьбы. Иногда у меня сердце разрывалось — так я хотела, чтобы ты просто взял меня за руку или обнял, но ты никогда этого не делал, никогда!

Рот его сам собой раскрылся.

— И как же я должен был понять, что ты ждала от меня этого?

— А что, об этом нужно просить? Я никогда не отказывала тебе в постели, родила тебе детей, готовила для тебя и убирала твой дом. Я была тебе хорошей женой.

Он покраснел.

— А тебе никогда не приходило в голову, что и мне нужно было то же самое?

Я стояла, как громом пораженная, и по щекам катились слезы.

— Нет, Джордж, не приходило. По твоему лицу трудно было сказать, что я тебе вообще нужна.

— Прости, Мод. Давай просто забудем это. Хочешь, я вообще больше не буду разговаривать со Стеллой. Я с ней ни разу не спал, ничего такого вообще не было.

— Дело не в том, спал ты с ней или нет. Если бы вы переспали, мне бы, может быть, даже легче было бы это принять. Но ты дал ей то, чего никогда не давал мне. И это стало последней каплей, Джордж.

— Последней каплей? О чем это ты?

— Последним, в довершение ко всему, что накопилось.

— Что еще накопилось?

— Начать с того, как ты позволил своей матери обращаться со мной. Ты помнишь, что однажды она даже пыталась меня убить? А ты это так и оставил. Мне пришлось жить в твоем доме, боясь за собственную жизнь.

— Я бы не позволил ей причинить тебе вред.

— Ты целыми днями был в городе и играл в шерифа. Как бы ты ей помешал?

— Я не думал, что она и в самом деле способна что-нибудь тебе сделать.

— Ты так ее боялся, что даже не решился поговорить с ней об этом. — Я перевела дух и продолжила: — И это не все. Это ты испортил Бада и Пола, позволяя им пить и шататься без дела, как делал сам; страшась лишний раз перетрудиться, заставляя меня делать в Кеннете всю мужскую работу по дому, а потом и вовсе оставшись без работы.

— Так это ведь из-за Депрессии.

— А теперь-то что? Ты ушел с работы, как только получил право на пенсию, а теперь все деньги тратишь на пиво и сигареты. Я работаю по 14 часов в день в этом доме, а иногда и больше, готовлю и убираю, а ты, наверное, этого и не замечаешь. Поднимаешься только для того, чтобы поесть и посмотреть телевизор. Когда я-то выйду на пенсию? Когда умру?