Мария Аннинская - Творивший легенды

Если верить газетам, постановка спектакля тоже не обошлась без курьезов. “Самди суар” от 16 марта 1948 г. пишет следующее:

В третьем акте “Я приду плюнуть на ваши могилы”, как известно, речь идет о сексуальной мести чернокожего. Так вот, этот третий акт пропал бесследно. Сожалеть приходится не только об исчезновении текста, но и об исчезновении машинистки, которая его печатала. <���…> Паскуали (режиссер) вызвал автора. Борис Виан прибежал на зов в полной растерянности.

— Финал пьесы пропал! — посетовал он. — Я передал рукопись третьего акта знакомой. Она должна была его перепечатать. И все никак не отдавала. Тогда я пришел к ней сам, и ее муж рассказал мне, что она сбежала с негром. А мой текст исчез.

Устав сопротивляться, Борис в конце концов сознался, что автор скандального романа он сам, и даже повторил это в суде. Ему грозили два года лишения свободы, штраф в триста тысяч франков и запрещение книги. Дело передали опытному адвокату, и тот сумел свести наказание к уплате ста тысяч франков штрафа; правда, тянулось все это до мая 1950-го. Ничего удивительного, потому что Салливен не успокаивался: в 1948-м он написал “Уничтожим всех уродов” (самая талантливая вещь этого мифического писателя), а в 1950-м — “Женщинам не понять”. Через три года состоялся новый суд, на этот раз Виана приговорили к двум неделям лишения свободы… с тем чтобы тут же объявить о помиловании.

“Осень в Пекине” была опубликована “Скорпионом” в 1947-м, но отклика никакого не вызвала: на фоне Салливена она выглядела пресной.

Артистическая судьба Виана складывалась куда счастливей писательской. Во-первых, литературные скандалы привлекли к нему внимание и симпатию публики и у него появилось большое количество поклонников и поклонниц. Во-вторых, в Сен-Жермен-де-Пре обнаружились подвалы — обыкновенные подвалы, в которых когда-то хранили вино или старую мебель и про которые давно все забыли. Не желая участвовать в претенциозных и скучных развлечениях “взрослого” общества, молодежь облюбовала эти погребки, чтобы развлекаться по-своему.

История сен-жерменских подвалов 45— 50-х годов, — читаем мы во французском путеводителе по кварталу, — это история нескольких десятков заведений, неотделимая от легенды целого поколения. Завсегдатаи кафе, баров и ресторанов в те годы находили джаз слишком шумным, и молодым музыкантам пришлось спрятаться в подвалы. Собственно говоря, подвалов как таковых было совсем немного: “Табу”, “Клуб Сен-Жермен”, “Квод либет”, “Клуб Вьё Коломбье”, “Красная роза” и еще несколько. История одного из них, “Табу”, особенно замечательна и богата событиями.

Первым парижским подвальчиком такого рода был “Лорианте” и находился он не в Сен-Жермен, а в Латинском квартале. Официальное открытие состоялось в июне 1946-го; хозяин пригласил к себе Виана и кларнетиста Клода Лютера, и в течение нескольких месяцев они играли там каждый вечер; потом Борис ушел в “Табу”, а Лютер остался и превратил прежний винный погреб в “храм новоорлеанского джаза”.

Подвал в доме № 33 по улице Дофин, будущий “Табу”, согласно преданию, открыла Жюльет Греко. Как-то она сидела в бистро, повесив пальто на перила лестницы; пальто упало, и она, отправившись его искать, обнаружила заброшенное подвальное помещение.

Вдохновившись успехом “Лорианте” и уступив уговорам своих именитых клиентов, среди которых были Сартр, Камю и Кено, хозяин “Зеленого бара” решил устроить в этом подвале танцевально-музыкальный клуб. Так 11 апреля 1947 года открылся знаменитый “Табу”. В качестве музыкантов туда были приглашены братья Виан, Клод Абади и контрабасист Ги Монтассю.

В “Табу” вела длинная крутая лестница, небезопасная для новичков. Под низкими сводами, в глубине узкого, длинного зала, на некотором возвышении располагался оркестр. Для танцев в середине зала было отведено небольшое пространство, остальные посетители сидели за столиками в густых клубах табачного дыма. Пили в “Табу” в основном кока-колу (летом). Поскольку напиток был еще внове, он вызывал самые противоречивые эмоции и жаркие споры. В холода пили горячий кофе. Когда оркестр отдыхал, на помост выходили молодые поэты и, перекрывая шум, выкрикивали свои стихи. Одним из них был Ален, младший брат Бориса, человек энергичный, одаренный и старавшийся ни в чем не уступать брату. Он читал свои рискованные сатирические поэмы, которые потом подписывал непереводимым приличными словами псевдонимом Никола Вержанседр. Еще там был Габриэль Померан, последователь Изидора Изу, изобретателя летризма как поэтического жанра. Была “молчаливая муза экзистенциализма” Жюльет Греко и ее “ангел-хранитель” журналистка Анн-Мари Казалис. Обращал на себя внимание Марк Дёлнитц, мим и актер, прибалтийский барон, большой друг Греко и организатор ночных празднеств, вошедших в историю под названиями “Ночь невинности”, “Ночь кино” и так далее.

В “Табу”, само собой, можно видеть экзистенциалистов, хотя Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар показываются достаточно редко. Зато там частенько встречали Альбера Камю с его командой из “Комба”, Жана Кокто с Жаном Маре, сыновей Клода Мориака, Орсона Уэллса, Марселя Ашара <���…>. Так что теперь считается “хорошим тоном” туда захаживать, хотя вы и рискуете, выходя, получить на голову содержимое помойного ведра. (Из статьи в одной газете 1947 года, подписанной Раймоном Янкером.)

Жизнь в “Табу” начиналась вечером и затихала ранним утром, когда открывалось метро. С наступлением сумерек сюда стекалась молодежь со всего Парижа. Здесь вершились судьбы, рождалась мода. Шестнадцати — двадцатилетние “подвальные крысы” копировали тех, кто стоял у истоков сен-жерменского стиля. Для мужчин стали модными американские клетчатые рубашки, часто на шнуровке, если не хватало пуговиц; носки в яркую полоску и кеды — пожертвования американцев. У Виана молодежь “заимствовала” вельветовую куртку и галстук-бабочку; у художника Ива Корбассьера и режиссера Александра Астрюка — кудрявую нечесаную шевелюру, а у Майора — “английский стиль”. Для женщин роковым сделался образ Жюльет Греко: облегающий черный свитер, черные брюки, сандалии на босу ногу, длинные прямые волосы и оттененные усталыми кругами миндалевидные глаза, не тронутые косметикой. Еще одна деталь: “Поскольку у экзистенциалиста нет стола, то свою настольную книгу он постоянно носит под мышкой: это “Я приду плюнуть на ваши могилы” Салливена”. (Б. Виан. “Учебник по Сен-Жермен-де-Пре”). Газета “Франс диманш” расценивала “подвальных крыс” как последователей направления “зазу” и называла их “bobby-soxers”, подчеркивая, что это название непереводимо на французский.