Мигель Руис - Тольтекское искусство жизни и смерти: история одного открытия

Идея силы лишает знания спокойствия. Мы видим, как это происходит в мире бизнеса и политики, и предполагаем, что в духовном мире все устроено так же. Мы исходим из того, что сила – это дар, которым обладают немногие незаурядные люди. Человек говорит себе: «Она-то может, а мы – нет. Он – избранный, я – нет. Он мастер, мне же этот путь заказан». Мы становимся мастерами того, чем не являемся и чего не можем. Мы позволяем овладеть собой убеждению, что у других больше силы, чем у нас, потому что мы не признаем собственную силу – свою истину. Для видения мира сила – это что-то мелкое, своекорыстное. С точки зрения созидания, сила бесконечна и бескорыстна.

Когда мы начинаем воспринимать себя как жизнь, меняются наши отношения со всем. Слова обычно произносят перед каким-либо действием, но они могут произноситься и одновременно с происходящим, как если бы друг с другом говорили две части уравнения. «Хотите услышать гром?» – могу спросить я. И вот гремит гром! И люди слышат его. «Хотите, чтобы все затянуло туманом?» Вот он! «Хотите, чтобы снова появились звезды?» Туман рассеивается! Замечательно! Что чему предшествует – вопрос или ответ? Они – одно и то же: и тот и другой исходит из одного живого существа. Намерением возжигается речь, и сила начинает действовать. Намерение – это жизнь, это ее поток, бегущий сквозь нас, и мы откликаемся на этот поток. Истина – не в нашей истории. Лучшие из наших научных уравнений – это не истина. Символы не могут заменить истину, но могут служить ей. Они могут указывать нам на истину, и когда они подчинятся, когда знания сдадутся тому, что не способны постичь, мы становимся орудиями намерения.

Войну идей выигрывает осознанность. Чтобы победить самоосуждение и страдание человека, нужна любовь. Придет день, когда центральной темой моего учения станет победа в войне. В те первые поездки в Теотиуакан и путешествия по местам силы в Перу я еще не говорил об этом. Тогда главным было помочь моим ученикам выбраться из ада. Важно было, чтобы они поняли, какой кошмар создали для себя сами и как можно наконец пробудиться. Они не видели, где выход из преисподней. Необходимо было изменить правила, должны были преобразиться их слова, нужно было успокоить внутренние голоса. Этим ученикам нужно было простить себя, стать к себе добрее. Им нужно было понять, что человеческое существование – это не просто шум и бестолковщина, что они тоже могут обладать мудростью. Они чувствовали, что через меня могут познать истину. В моей любви к ним они начинали ощущать собственную силу. Никто не мог привести их к Богу. В духовном смысле я мог только помочь им найти врата из ада и вдохновить их на то, чтобы им захотелось обрести то, что находится за этими вратами.

За ним последовали только три ученика. Остальные пошли другим маршрутом, и автобус поехал встречать их. Перед этим, когда все брели по пересеченной местности в поисках священных руин, дон Мигель свернул с тропы. Местный гид махал, чтобы они продолжали путь дальше, за ним, но группа заколебалась. Они видели Мигеля, стоявшего вдалеке на торчавшем из земли большом камне, но хотел ли он, чтобы все они пошли за ним? Они не были уверены в этом, так как он не подавал никакого видимого знака. Гид все звал их, и они один за другим возобновили свой путь по тропе, нагнали перуанца и, как прежде, пошли группой. Когда они кое-как перевалили через горный хребет и исчезли из виду, здесь остались лишь трое преданных учеников. Не отрывая глаз от далекой фигуры Мигеля, они начали подниматься к нему по холму, решив, что он их зовет и ждет.

Наконец эти трое добрались до него. Их шаман удобно расположился на плоском камне. Он приветствовал их, лицо его выражало интерес и радостное удивление. Размышлял ли он о том, кто последует за ним, кто выйдет за рамки ожидаемого поведения и покинет группу, где было безопаснее? Кто сглупил – они или все остальные? Гадать о мыслях Мигеля Руиса было любимым развлечением его учеников. Просто следовать своему внутреннему чутью и отказаться от ожиданий было недостаточно. Важно было понять мотив, который лежал глубже. Самая желанная награда для ума – смысл , Лале это было известно. Если когда-либо нахлынет цунами любви, чтобы уничтожить последние остатки бастионов реальности, смысл будет единственной надеждой для тонущего рассудка. Все должно что-нибудь да значить . Вообще-то, она тоже так считала, но понимала, сейчас этот подход вряд ли уместен. У Мигеля не найдешь ни закона, ни смысла.

Если Мигель и чувствовал присутствие Лалы, то ничего об этом не сказал. Она сидела вместе с остальными на плоском камне, повернувшись спиной к утреннему солнцу, и наблюдала. Некоторое время все молчали. Три ученика сидели с закрытыми глазами, им приятно и радостно было, что они особенные, избранные. Наконец они нерешительно начали задавать Мигелю вопросы. Лала равнодушно слушала и размышляла над тем, что происходит. В группе был один мужчина и две женщины. Все они, похоже, были примерно одного возраста: достаточно зрелые, так как у них уже были собственные семьи, но и еще вполне молодые, чтобы выдержать тяготы такого рода занятий. Если это можно назвать занятиями, подумала она. По ее-то мнению, они просто вписались в авантюру, в которой постоянно будут получать изрядные дозы безумия. Равняться на неизвестное, отказаться от защиты привычных убеждений и традиций – какая нелепость! Шаман гордится своим здравым смыслом, но самонадеянно ведет своих учеников к острым краям реальности, где бо́льшая часть того, что они знали и во что верили, внезапно улетучивается. И некоторые возвращаются к пропасти снова и снова! Ну разве это не безумие?

– Некоторые никогда не останавливаются, – сказал Мигель.

Лала резко обернулась к нему, удивившись, что он заговорил с ней. Но это оказалось не так. Он улыбался одной из женщин, которая, видимо, только что задала вопрос. Лала попыталась восстановить в памяти разговор. Сначала ученик спросил что-то о природе, солнце и земле. Что именно ответил Мигель, ей было не припомнить, но там было что-то про «одно сущее». Да, вспомнила она, – «одно сущее».

– Есть только одно сущее, – говорил он, – и бесчисленные точки зрения.

Так он сказал. Но если сущее только одно, то она тогда кто? Кто такая La Diosa и в чем ее особая точка зрения? Его голос, казалось, погрузил их в легкий транс, и разговор смолк. Через некоторое время заговорила женщина. Она уже давно задумчиво смотрела на него широко раскрытыми глазами и спросила о единственном, что имело значение:

– Чем ты так отличаешься от всех нас?

Он ответил не сразу. Два других ученика стряхнули с себя дремоту и устремили взгляды на него. Вопрос прозвучал дерзко.