Валерий Воскобойников - Утренние колокола. Роман-хроника

Отец выдал несколько сотен франков – проценты, которые полагались Фридриху от его доли в дедовском капитале.

– Я не стану спрашивать, одумался ли ты, – в который раз сделав горестное лицо праведника, говорил отец. – Но когда наступит миг твоего раскаяния, в своем доме ты всегда найдешь утешение. Ты губишь в себе хорошего коммерсанта.

Издатели не торопились принимать рукопись «Немецкой идеологии». Она была для них чересчур остра. Надежда получить гонорар оттягивалась все дальше.

Вместе с женою, детьми и Ленхен Маркс переехал в дешевую гостиницу «Буа Соваж» на площадь Сент-Гюдюль, 19. Возчик вез на тележке весь скарб Марксов. Следом Женни и Ленхен несли детишек.

Энгельсу тоже ненадолго хватило того, что привез отец. В июне вместе с Мери он поселился в той же гостинице.

«Напротив моей комнаты живет известный Маркс со своей высокообразованной женой и двумя прекрасными детьми. Кроме того, здесь остановился также и Фридрих Энгельс, книгу об Англии которого ты читала. Он взял себе в жены маленькую англичанку из Манчестера, так что мы беседуем теперь наполовину по-английски, наполовину по-немецки», – писал старый друг Георг Веерт своей матери.

Денег иногда не было даже на переписку. А Коммунистический корреспондентский комитет наладил связи уже со многими городами. Писали Копенгаген, Гавр, Гетеборг.

Брюссельский комитет стал политическим центром движения коммунистов.

В августе комитет направил Энгельса в Париж. И снова – денег едва хватило на дорогу.

«Я не оплачиваю писем, так как у меня мало денег и до 1 октября нет надежды их получить», – кончил он первое письмо из Парижа.

В общинах «Союза справедливых» был разброд. Последователь Прудона Карл Грюн проповедовал ремесленникам и подмастерьям фантастический «мироспасающий план». Пусть каждый рабочий купит по нескольку мелких акций и тогда постепенно в руках рабочих окажется все производство. А в революции – отпадет нужда.

Проще «сразу начеканить пятифранковых монет из серебра лунного света», – издевался Фридрих во время споров с Грюном.

Ремесленники собирались в тех же кабачках, куда когда-то они ходили вместе с Марксом и Бакуниным. Не у каждого днем было на что пообедать, а Грюн уговаривал их скупать акции.

По нескольку часов без перерыва они слушали рассказы Энгельса о научном коммунизме и фантастических планах Вейтлинга, Прудона, Грюна.

Столяры его поддержали сразу. Они даже готовы были исключить из общины вейтлингианцев. Портные по-прежнему уважали своего учителя Вейтлинга. На собраниях они так же, как и раньше, кропотливо обсуждали подробности будущей счастливой жизни.

Энгельс пришел к ним в тот момент, когда длиннорукий портновский подмастерье спрашивал свое общество:

– Я понимаю, еда будет общая, выложут ее на стол, и ешь, у кого какой аппетит. А вдруг какой-нибудь несознательный с собой вилку или ложку прихватит? Все-таки серебряные. Как потом люди будут есть?

– Вилки и ложки будем прикреплять к столам цепочками, – сказал, подумав, другой портной.

Энгельс молчал, он хотел знать, чем кончится эта дискуссия. Она кончилась голосованием. Большинство было за то, чтобы в будущем коммунистическом обществе вилки и ложки прикрепляли к столам.

В этой общине говорить о научном коммунизме было трудней всего.

В декабре Энгельс почувствовал за собой слежку. Не почувствовать ее было трудно. Шпики ходили открыто по трое, по пять, передавали его друг другу.

Пришлось прервать выступления в общинах. К счастью, главную задачу брюссельского комитета он успел выполнить. Общины медленно, но поворачивались в сторону научного коммунизма.

Теперь можно было позабавиться над полицией.

Он водил шпиков в танцзалы «Монтескье», «Валентино», «Прадо». Шпики, не скрывая недоумения, следовали за ним, закупая на себя входные билеты.

Вернувшись домой, Энгельс хохотал, представляя их финансовые отчеты в полиции.

В конце января в Париж специально для переговоров с Энгельсом приехал Иосиф Молль.

Невысокий, широкоплечий, он крепко пожал руку, улыбнулся, прищурившись, но говорить о деле стал не сразу. Сначала спрашивал про парижскую жизнь, ахал удивленно, сравнивая ее с той, что знал раньше, до неудачного восстания тридцать девятого года.

– Помните, Фред, вас когда-то привел в мою хибару Шаппер? Честно сказать, я вам не очень доверял в тот вечер. Нет, не вам лично, вы-то были мне симпатичны. Не доверял людям ученым и разным коммерсантам. Побалуются в революцию, запутают нас, а потом отойдут. А мы – расхлебывай.

– Но вы как раз тогда сами разочаровались в революциях. Мне было странно: я, коммерсант, толкую о революционном перевороте, а вы – пролетарии говорите только о мирной пропаганде, хотя и создали тайное заговорщицкое общество.

– Теперь-то вы с Марксом убедили нас своими статьями. Кстати, в «Утренней звезде» у Гарни очень хорошо читают ваши статьи о Париже и воровстве во французских министерствах…

Начался разговор о деле, и Молль выложил на стол документ.

– Коммунистическому корреспондентскому комитету в Париже, – стало быть, вам, – объяснил Молль.

«Подписавшиеся члены Лондонского корреспондентского комитета уполномочивают Иосифа Молля и поручают ему от имени…»

– С Марксом я уже разговаривал, он согласен. Вы вступаете в «Союз справедливых», и вместе с вами мы его летом на конгрессе изменяем.

Энгельс покачал головой.

– Это не так просто, дорогой Иосиф.

– Было бы просто, меня бы не послали вас уговаривать.

– Учтите, что ни на какие уступки в теории мы с Марксом не пойдем. Программа должна быть на основе научного коммунизма без слащавых фантазий и заговорщицкой тактики.

– Именно потому мы и обращаемся к вам. К Марксу и к вам, Энгельс. Вы нам и напишите программу. У нас хорошие парни, настоящие пролетарии, но пророки-путаники насоздавали столько теорий, что в голове у наших парней хаос. Вы с Марксом поможете им.

Конгресс в Лондоне начался второго июня. У Маркса не было денег на дорогу, и брюссельских коммунистов представлял Лупус. Энгельсу деньги собрали парижские общины.

Конгресс заседал тайно, восемь дней. Энгельс выступал ежедневно, иногда по нескольку раз.

В первый день он предложил изменить само название Союза.

– Каждый может о себе утверждать, что он желает справедливости вообще. Мы же выступаем против существующего общественного строя и частной собственности, и потому более верное название нашего Союза – «Союз коммунистов».

Большинство делегатов с этим предложением согласилось.

– Я думаю, что и старый девиз: «Все люди – братья» тоже нам не подходит. Ни с попом, ни с королем у нас семьи не получится. Предлагаю революционный классовый лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».