Константин Гапоненко - Народные мемуары. Из жизни советской школы

Без Полины Иосифовны уборка и посадка картофеля не обходились. Она брала больничный, поскольку ее тучная фигура давала возможность любому медицинскому работнику найти у нее хоть сто болезней. И тут ничего поделать было невозможно.

Когда эта семейная пара шла по дороге, казалось, что это идут персонажи гоголевской повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем. Супруг походил на Ивана Ивановича, он был едва ли не вдвое выше своей половины. Зато жена была едва ли не втрое шире самого Петра. Выглядело это комично. Наши герои ссорились, как Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, но жили вместе и растили двух мальчишек. Это были погодки, учившиеся в 6 и 7 классах, тихони, но имевшие такие же плутоватые глазки, как у отца.

Отец их грешил тем, что часто любил заглянуть в рюмку, хотя супруга выдавала ему не больше рубля на день. На рубль никак нельзя было напиться, но он умудрялся, поскольку у него были, по всей видимости, какие-то дополнительные источники доходов. Говорят, частенько он испытывал на себе тяжесть кулака жены.

Так вот, Полина Иосифовна брала больничный, чтобы организовать копку и приемку картошки. Конечно, она не показывалась из дому. Дом их стоял в стороне от дорог, что там происходило, никто не видел, машины туда подъезжали и уезжали. Домработница, нанятая для такого случая, готовила обед для тех, кто убирал картошку, перевозил ее и загружал в «бомбоубежище». В общем, в школе Полины Иосифовны не было, и я попросил Майю Борисовну временно заменить ее.

— Ой, с удовольствием,— отозвалась она,— ведь я по первому диплому учительница начальных классов.

Только тут я зашел в свой кабинет, достал из ящика стола личный листок по учету кадров и прочитал, что там написано. Чем больше вникал в прочитанное, тем больше ощущал, как краснею. Боже мой, передо мной была карточка незаурядной личности! Эта женщина с отличием окончила педагогическое училище имени К. Д. Ушинского, затем филологический факультет Областного московского педагогического института имени Н. К. Крупской — тоже с отличием. Более того, в краткой биографии учительница написала, что прошла трехмесячные курсы старших пионерских вожатых при ЦК ВЛКСМ и за стажировку в пионерском лагере «Артек» получила высокую оценку.

Я, когда все это прочитал, почувствовал себя смущенным и подумал: школе необыкновенно повезло, пришел человек с незаурядными данными и особой подготовкой. Теперь я стал смотреть на Майю Борисовну другими глазами, потому что остальные педагоги нашей школы (и я в их числе) не имели такой подготовки. Она училась у лучших преподавателей, методистов, практиков. Теперь мне было понятно, почему за этой женщиной всегда бежал целый рой моих школьников. Они стремились к ней в ожидании чуда, и это чудо происходило!

Утром, встречая школьников и приехавшую из войсковой части Майю Борисовну, я заметил, что одета она по-другому, не как всегда. В ее облике появилось что-то неуловимо строгое. Волосы были подобраны, отчего лицо казалось вытянувшимся, платье украшал беленький воротничок и манжеты. Все было на ней как-то ладно. Я увидел, что в новом образе учительница необыкновенно красива, и понял, в чем ее привлекательность. Она умела взглянуть, умела взглядом пристыдить или привлечь внимание. Я смотрел, как она выводит своих третьеклассников на перемену. Они ее окружали, она их строила. Они состязались, бегали, прыгали, водили хоровод. Пели песни, произносили речевки, и все это спокойно и как-то сдержанно. А то вдруг влетали за своей учительницей в спортивный зал и занимались физкультурой. И столько там было беготни, столько задора, энергии!

Я напросился на урок. Мне любопытно было, как выпускница-отличница филологического факультета ведет урок математики. А урок получился превосходный. Дети тянули руки, отвечали на вопросы, придумывали задачи на ходу, чертили, считали, пересчитывали, состязались друг с другом и выставляли оценки. Это была хорошо организованная забава, от которой все умнели буквально на глазах. Сейчас уже не помню подробностей, но я видел сияющие лица детей и сияющее лицо учительницы. Бог ты мой, она была необыкновенно красива. Я понял, почему этот молодой лейтенант был влюблен в нее, почему все ее любят…

Но неожиданно разразилась гроза. Вернувшаяся с «больничного» Полина Иосифовна пришла ко мне и с вызовом раскрыла журнал:

— Это что такое?— спросила она требовательным голосом.

Я посмотрел. Клеточки сплошь были заполнены четверками и пятерками.

— Я вас спрашиваю, что это такое?

— Что вы меня допрашиваете? Учительница замещала ваши уроки, больше замещать некому. Чем вы недовольны?

— Тем, что она завышает оценки, чтобы меня выставить в плохом свете перед детьми.

— Никто не может учителя выставить в дурном свете, кроме него самого.

— Вы что имеете в виду?

— Ничего, только то, что сказал. Если вы что-то оспариваете, то принимайтесь за работу и делайте то, что считаете нужным. А впрочем, в понедельник совещание, там и выскажетесь.

Мы всегда по понедельникам проводили совещания, подводили итоги недели, обсуждали принципиальные вопросы. На этот раз все смазалось. Полина Иосифовна выступила с заявлением, что новая пионервожатая бросила вызов ей, всей школе и всей системе образования. Ни больше ни меньше.

Я попытался спустить все на тормозах, но Полина Иосифовна требовала объяснений.

— Ну, хорошо. Майя Борисовна, дайте пояснения.

Та охотно встала и, улыбаясь, сказала, что ученики у нее отвечали хорошо и она ставила оценки в соответствии с их знаниями.

— Это что же, по-вашему, и Оля Попсова отвечала вам на пятерку?

— А представьте себе, и Оля Попсова отвечала. Она, наверное, впервые в жизни улыбалась и на опорные слова, которые я задала ребятам, придумала сразу два предложения. Это как, по-вашему? Я оценила это высшим баллом. А почему они у вас не отвечают, это уже надо спрашивать не у меня.

— Хорошо,— со злорадством произнесла Полина Иосифовна,— я вам устрою кордебалет.

Лицо Майи Борисовны смешно сморщилось, она засмеялась и сказала:

— Что ж, осчастливьте Большой театр. Ваше имя станет известно миру. Кордебалет — это вышколенные артисты, которые участвуют в массовых групповых танцах. Кордебалету, как правило, аплодируют громче всех. Вам будут аплодировать Милан, Париж, Лондон.

— Ну ты!— вскипела Полина Иосифовна.

Майя Борисовна перестала смеяться.

— Вы так ко мне не обращайтесь, не нукайте — не запрягли, не зауздали. Еще не родился тот человек, который бы смог меня зауздать.

— Я найду на тебя управу.

— А вы не тычьте.

Я стукнул ладонью по столу.

— Прекратите!

Спор на этом не закончился. Я знал, что Полина Иосифовна способна была накатать, как было принято говорить в наших кругах, «телегу» и дать ход бумаге через горком, обком, через все инстанции, опорочить, оклеветать кого угодно. Она была мастерица в этом, о чем знали все в поселке, потому что иногда она от имени мужа такие «телеги» накатывала на директора совхоза. Доставалось иногда и нам. Приезжали с проверками, причем дотошными, нудными и противными.