Арсений Тишков - Дзержинский

Аплодисменты позволяют немного собраться с мыслями.

— Товарищи! Те, от имени которых предложена эта декларация, идут в рядах пролетариата и беднейшего крестьянства; все те, кто покинул этот зал, те не друзья, а враги революции и пролетариата. У них отклика на это обращение вы не найдете, но вы найдете этот отклик в сердцах пролетариата всех стран. Вместе с такими союзниками мы достигнем мира!

Новые аплодисменты. Из зала до Дзержинского доносится возглас: «Да здравствует польский пролетариат!..»

С огромным подъемом прошел и закончился съезд. Победи о и мощно звучит «Интернационал». Гимн коммунистов стал гимном восставшего народа.

Съезд образовал первое рабоче-крестьянское Советское правительство — Совет Народных Комиссаров во главе с Владимиром Ильичем Лениным.

Феликс Эдмундович Дзержинский избран во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов. А ВЦИК избрал его в состав Президиума, членом которого Дзержинский оставался до конца жизни.

По окончании съезда Дзержинский и Свердлов проводили Владимира Ильича и Надежду Константиновну на квартиру к Бонч-Бруевичу.

Новый глава правительства великой страны не имел еще своего угла и ехал отдохнуть после трех бессонных ночей к старому товарищу по партии, будущему управляющему делами Совнаркома.

Дзержинский внимательно вчитывался в лежащую перед ним записку Ленина:

«Товарищу Дзержинскому

К сегодняшнему Вашему докладу о мерах борьбы с саботажниками и контрреволюционерами.

Нельзя ли двинуть подобный декрет:

О борьбе с контрреволюционерами и саботажниками

Буржуазия, помещики и все богатые классы напрягают отчаянные усилия для подрыва революции, которая должна обеспечить интересы рабочих, трудящихся и эксплуатируемых масс.

Буржуазия идет на злейшие преступления, подкупая отбросы общества и опустившиеся элементы, спаивая их для целей погромов. Сторонники буржуазии, особенно из высших служащих, из банковых чиновников и т. п., саботируют работу, организуют стачки, чтобы подорвать правительство в его мерах, направленных к осуществлению социалистических преобразований. Доходит дело даже до саботажа продовольственной работы, грозящего голодом миллионам людей.

Необходимы экстренные меры борьбы с контрреволюционерами…» [40] Ленин В.И. Полн. собр. соч. т.35, с.156 — далее следовал перечень конкретных мер.

Да, несомненно, Ильич ставит вопрос значительно шире вчерашнего постановления Совнаркома; речь должна идти не о борьбе с данной забастовкой чиновников, а об организации планомерной борьбы с контрреволюцией и саботажем вообще и в масштабах всей страны.

И вот Дзержинский уже на заседании Совнаркома.

— Наша революция в явной опасности! Силы противника организуются. Контрреволюционеры действуют не только в Петрограде, в самом сердце нашем, но и по всей стране, — говорит он.

А перед глазами стоят разгромленные винные склады и плавающие в вине трупы опившихся солдат. В карманах у них листовки с адресами складов и призывами к грабежу и погромам. Шайки бандитов, терроризирующих по ночам город. Наглые физиономии чиновников, получивших от своих бывших хозяев жалованье за полгода вперед, только бы не работали на Советскую власть. И поток телеграмм с Дона, Кавказа, Урала, Белоруссии… Все об одном: враг создает военные формирования, поднимает вооруженные мятежи против Советов.

И потому так гневно и страстно звучит его речь.

— Теперь борьба грудь с грудью, борьба не на жизнь, а на смерть!.. Наша комиссия вызвана к жизни чрезвычайными обстоятельствами, потому и предлагается отметить это в самом ее названии. Мы должны послать на этот фронт, самый опасный и самый жестокий, решительных, твердых, на все готовых для защиты завоеваний революции товарищей!

Доклад закончен. Дзержинский читает проект постановления. Споров не возникает. Проект утвержден.

В протокол заседания Совета Народных Комиссаров от 7 декабря 1917 года усталая рука секретаря внесла торопливую запись:

«Постановили:

9. Назвать комиссию Всероссийской Чрезвычайной комиссией при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем и утвердить ее…

Задачи комиссии: 1) пресекать и ликвидир{овать} все контрревол{юционные} саботажн. попытки и действия по всей России, со стороны кого бы они ни исходили; 2) предание суду революционного трибун{ала} всех саботажников и контрреволюционеров и выработка' мер борьбы с ними; 3) комиссия ведет только предварительное расследование, поскольку это нужно для пресечения; 4) комиссия раздел{яется} на отделы: {1} информационный, {2} организационный отд{ел} (для организ{ации} борьбы с контр{еволюцией} по всей Рос{сии} и филиальных отд{елов}), {3} отдел борьбы.

Комиссия сконструирует{ся} окон{чательно} завтра. Пока действ{ует} ликвидационная} комис{сия} В. Р. Комитета.

Комис{сии} обрат{ить} в пер{вую} голову вним{ание} на печать, саботаж и т. д. правых с.-р., саботажн{иков} и стачечн{иков}.

Меры — конфискац{ия}, выдворение, лишение карточек, опубликование списков врагов народа и т. д.».

— Теперь остается назначить председателя созданной нами Всероссийской Чрезвычайной Комиссии. Надо бы найти на этот пост хорошего пролетарского якобинца! — С этими словами Ленин посмотрел на Дзержинского. И все головы повернулись в его сторону.

Замечательно сказал Владимир Ильич — нужен якобинец. Как во времена Великой французской революции. Такой же страстный революционер, решительный и непримиримый к врагам народа. Только пролетарский.

И сейчас же было названо имя Феликса Эдмундовича Дзержинского. Назначение состоялось.

Был председатель ВЧК, но не было ни комиссии, ни ее аппарата. Из членов комиссии, утвержденных Совнаркомом на заседании 7 декабря, остались в ВЧК только Петерс, Ксенофонтов и Евсеев. Остальные в ближайшие же дни получили другие назначения. Нужда в кадрах была невероятно велика, и слишком мало было подходящих людей.

Дзержинскому пришлось туго. Все уже были куда-то назначены. Если старый подпольщик давал согласие на работу в ЧК, его приходилось «вырывать» через ЦК. Помогал Свердлов. Неожиданно пришлось столкнуться с трудностями совсем другого рода.

— Понимаешь, — рассказывал Дзержинский Свердлову, — предлагаю товарищу работать вЧК. Старый революционер, вместе в тюрьме сидели. И вдруг он мне заявляет: «Вы знаете, я готов умереть за революцию, но вынюхивать, выслеживать — извините, я на это не способен!» Я — способен, рабочие, подпольщики Петерс, Ксенофонтов, Евсеев способны, а этот интеллигент, видите ли, «не способен»! И не он один так заявляет.