Арсений Тишков - Дзержинский

— Рабочие своим классовым чутьем понимают, что защищать революцию — дело опасное и почетное. К сожалению, не до всех партийных интеллигентов это доходит, — отвечал Свердлов. — Но не будем обобщать. Вот увидите, Феликс Эдмундович, многие наши лучшие товарищи из партийной интеллигенции будут работать в ВЧК. Кстати сказать, я уже получил согласие и направляю к вам Моисея Соломоновича Урицкого. Он член ЦК и, как вы знаете, юрист.

С помощью ЦК комиссия была скомплектована. Основной ее костяк составляли большевики — активные участники Октябрьской революции, бывшие члены Петроградского военно-революционного комитета.

В поисках помещения для ВЧК Дзержинский пришел в дом, занимаемый ранее петроградским градоначальником. Дверь открыл благообразный бородатый швейцар.

— Могу я видеть товарища Ворошилова? — спросил Дзержинский.

— Так точно-с. Господин-товарищ Ворошилов в кабинете его превосходительства господина градоначальника.

Феликс Эдмундович с любопытством посмотрел на швейцара — этакий осколок империи, — но ничего не сказал и пошел вперед. Швейцар почтительно подсказывал дорогу.

Из-за письменного стола поднялся комиссар Петрограда Климент Ефремович Ворошилов. На эту должность он был назначен Советом Народных Комиссаров 22 ноября

1917 года по предложению Дзержинского, когда решался вопрос о мерах по поддержанию спокойствия и порядка в Петрограде.

— Здравствуйте, Феликс Эдмундович, рад вас видеть, — говорил Ворошилов, и его открытое лицо светилось радушной улыбкой.

— Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Антимеков, — отвечал, улыбаясь, Дзержинский.

Ему очень нравился этот луганский слесарь своим открытым характером, чистосердечностью, неизменной жизнерадостностью и удалью, сквозившей во всем его облике и поведении.

— А, не забыли, значит, Антимекова, — уже весело хохотал Ворошилов.

— Вот что, уважаемый градоначальник, то бишь комиссар, — все еще в полушутливом тоне начал Феликс Эдмундович, — давайте работать вместе. Приспособим к нашим нуждам бывшую тюрьму градоначальства, организуем свою пролетарскую охрану.

— Согласен, Феликс Эдмундович, тем более что и помещение бывшего градоначальства наполовину пустует. Сюда не одну, а три ваших комиссии поместить можно, и еще место останется.

— Вот и отлично. А я поставлю вопрос перед ЦК о вводе вас в состав ВЧК. Тогда контакт в работе ВЧК и органов охраны порядка будет и организационно закреплен.

На следующий день в кармане у Ворошилова лежало подписанное Дзержинским удостоверение ВЧК.

Уходя от Ворошилова, Феликс Эдмундович разговорился со швейцаром. Григорий Кириллович Сорокин работал в градоначальстве много лет. На вопрос, почему же он не бросил работу вместе со всеми служащими градоначальства, Сорокин, поглаживая бороду, степенно ответил:

— Как же можно. Кабы я свой пост бросил, весь дом растащили бы. И вам, господа начальники, извиняюсь, сидеть было бы не на чем.

Такая. приверженность служебному долгу понравилась Феликсу Эдмундовичу.

— Григорий Кириллович, хотите работать со мной? Я председатель ВЧК Дзержинский.

Сорокин согласился. Ему тоже понравился Дзержинский. Старик распознал в нем хорошего, душевного человека. С этого момента Сорокин стал курьером председателя ВЧК.

Григорий Кириллович привел в ВЧК и троих своих дочерей. Маню и Ольгу определил курьерами, а шуструю Настю — телефонисткой.

Постоянное общение с Дзержинским сделало Сорокина глубоко преданным революции человеком. Единственно, чего не смог добиться Феликс Эдмундович, — это приучить курьера к обращению «товарищ». Ему Сорокин говорил «господин председатель», а к остальным чекистам, избегая слова «товарищ», обращался попросту «голубок», почему и к нему накрепко приклеилась кличка Голубок.

ВЧК начала свою работу с очень маленьким штатом, человек двадцать, не более. Председатель ВЧК и члены коллегии вынуждены были сами ходить на обыски и аресты, сами допрашивать арестованных. Впрочем, при таком маленьком штате невозможно было точно разграничить обязанности сотрудников. Первая девушка, пришедшая на работу в ВЧК, восемнадцатилетняя работница-большевичка Паша Путилова, была и секретарем, и делопроизводителем, а когда надо, выполняла роль следователя по спекулятивным делам и ездила на обыски.

Сопротивление разбитой в октябрьских боях буржуазии нарастало с каждым днем.

Дни и ночи работал Дзержинский. В любое время суток приходили к нему чекисты, возвращающиеся с операций.

Яков Христофорович Петерс, еще не остывший от возбуждения, докладывал:

— В кафе на углу Невского и Николаевской арестовано 50 офицеров, завербованных представителем генерала Каледина по кличке «Орел» для отправки на Дон, в белую армию.

Офицеров, бегущих из Петрограда на окраины к мятежным генералам Каледину, Корнилову, атаману Дутову группами и в одиночку, ВЧК задерживала ежедневно.

Пополнению белых армий офицерскими кадрами и военным снаряжением содействовали иностранные дипломатические миссии.

В «Известиях ЦИК» за 9 декабря 1917 года были опубликованы различные документы, изъятые при обыске у полковника Калпашникова. Документы уличали американского посла Фрэнсиса в попытке переправить из Петрограда в Ростов белому генералу Каледину 80 автомобилей.

Феликс Эдмундович внимательно прочел редакционное сообщение, предпосланное документам.

«Отдельные союзные офицеры, члены союзных военных миссий и посольств позволяют себе самым активным образом вмешиваться во внутреннюю жизнь России, разумеется, не на стороне народа, а на стороне контрреволюционных империалистических калединско-кадетских сил. Мы предостерегали этих господ не раз. Но настал, по-видимому, час последнего предупреждения».

Дзержинский понимал, что ВЧК еще не раз встретит иностранных дипломатов на своем пути, что, быть может, обстановка и логика борьбы заставят принимать и более решительные меры для пресечения их заговорщической деятельности. «Ну что ж, господа, по крайней мере, мы вас предупредили».

Феликс Эдмундович вызвал Путилову.

— Напишите, пожалуйста, письмо в штаб Красной гвардии. Сообщите о том, что в ВЧК организуется подотдел по борьбе с саботажем в банках, и попросите прислать для работы в этом подотделе 5—10 товарищей-красногвардейцев.

— Товарищ Дзержинский, можно, я напишу, чтобы ребят почестнее прислали? Банк все-таки.

— Правильно, товарищ Путилова! Берите карандаш и пишите: «5—10 товарищей-красногвардейцев, сознающих великую свою миссию революционеров, недоступных ни подкупу, ни развращающему влиянию золота», «Станет немного легче, обязательно пошлем Пашу учиться», — решил Дзержинский, глядя вслед уходящей девушке.