Василий Авченко - Фадеев

Разнузданное веселье, бесшабашность, угар — именно что «балаганчик». И — суровые шинельные времена, в которые жизнь не стоила почти ничего.

В 1921 году по Владивостоку гуляла чума. По утрам горожане спотыкались о подброшенные к палисадникам трупы.

Это был пир во время чумы, кровавый карнавал, когда драматические и трагические события нередко облекались в откровенно фарсовые, опереточные одеяния.

После Февральской революции во Владивостоке установилось шаткое двоевластие: буржуазный Комитет общественной безопасности и пролетарский Совет рабочих и солдатских депутатов (большевики, эсеры, меньшевики). Во Владивосток возвращаются революционеры-эмигранты: Агарев, Нейбут, Дельвиг, Кушнарев, Краснощеков…

Власть переходит к Совету, который постепенно обольшевичивается. В ноябре председателем исполкома Совета стал большевик Нейбут [43] Сегодня Нейбута во Владивостоке мало кто помнит, но его фамилия стала поводом для упражнений в остроумии. Так, улица Нейбута получила неофициальное наименование «улица обиженных женщин», становящееся понятным при переносе ударения в фамилии большевика на второй слог. , меньшевики во главе с Агаревым из него вышли.

В декабре на Дальнем Востоке была провозглашена советская власть [44] У Сергея Довлатова в «Наших» есть описание революционных событий во Владивостоке. Оно, видимо, просто выдумано, никак не пересекаясь с исторической реальностью: «Народные массы с окраин устремились в центр города. Дед решил, что начинается еврейский погром. Он достал винтовку и залез на крышу. Когда массы приблизились, дед начал стрелять. Он был единственным жителем Владивостока, противостоявшим революции. Однако революция все же победила. Народные массы устремились в центр переулками». . В марте 1918 года Совет переизбрали: во главе его встал Константин Суханов, заместителем — Петр Никифоров, секретарем — Всеволод Сибирцев. При Совете создаются финансовая коллегия, совет по рабочему контролю, штаб Красной гвардии. Отношения с думой и городской управой (головой был избран Агарев) стремительно портятся. Уссурийское казачье войско раскалывается. Возникают прообразы будущих красной и белой армий.

Альберт Рис Вильямс [45] Американский публицист, автор книги «Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны», очерков о Ленине. , попавший в это время во Владивосток, так описывал Суханова: «Обыкновенный пылкий юноша не годился бы для Владивостока, представлявшего собой в то время пороховой магазин. Благодаря его дипломатическому искусству и такту ему удавалось не раз вывести Совет из затруднительного положения».

Уже в ноябре 1917 года на владивостокском рейде маячит американский крейсер «Бруклин». 12 января 1918 года пришел японский броненосец «Ивами», за ним — английский крейсер «Суффолк», японский «Асахи». В марте вернулся и «Бруклин», но пока все они стоят на якорях и десантов не высаживают [46] …Ты, седовласый капитан, куда завел своих матросов? Не замечал ли ты вопросов в очах холодных, как туман? Пусть твой хозяин злобно туп, но ты, свободный англичанин, ужель не понял ты молчаний, струящихся со стольких губ? — писал об интервентах Николай Асеев. . Японский консул заявил: военное присутствие связано «исключительно с целью защиты своих подданных», правительство Японии «нисколько не намерено вмешиваться в вопрос о политическом устройстве России».

Вот как вспоминал начало 1918 года большевик Моисей Губельман: «В совете и день и ночь кипела работа… Перед краевым советом стояла важная задача — вывезти до начала интервенции все ценное с Дальнего Востока… Город разделился на два враждебных лагеря, и каждый лагерь жил своей обособленной жизнью… На Светланской улице близ порта по вечерам загорались ослепительные фонари, и шикарный ресторан Кокина гостеприимно раскрывал свои двери. В прекрасно обставленных залах, украшенных гирляндами из живых цветов, люстрами и хрусталем, собирались иностранные представители — штатские и военные, меньшевики, эсеры, кадеты, японские шпионы, спекулянты и шансонетки… Спорили о том, кому достанутся горные богатства края — японцам или американцам».

21 января в гостинице «Версаль» кто-то ограбил иностранцев. Для охраны японского и английского консульств с кораблей высадились военные патрули.

4 апреля во владивостокском отделении японской торговой конторы «Исидо» неизвестными убиты двое японцев и ранен еще один. Большевики расценили это преступление как провокацию [47] В фильме братьев Васильевых «Волочаевские дни» (1937) убийство японского часовщика совершает по заданию интервентов белый поручик. . Оно используется как повод для интервенции: уже 5 апреля с английского и японского крейсеров на берег высаживаются солдаты [48] В конце апреля их, правда, временно вернут на корабли. . 7 апреля Ленин телеграфирует во Владивосток: «Японцы наверное будут наступать… Надо начинать готовиться без малейшего промедления, и готовиться серьезно, готовиться изо всех сил. Больше всего внимания надо уделить правильному отходу, отступлению, увозу запасов и жел-дор. материалов. Не задавайтесь неосуществимыми целями. Готовьте подрыв и взрыв рельсов, увод вагонов и локомотивов, готовьте минные заграждения…»

В это же время Чехословацкий корпус, сформированный в 1917 году из пленных чехов и словаков, перешедших в мировой войне на сторону России, отправляют во Владивосток. Отсюда, через два океана, они должны были по решению Франции и Чехословацкого военного совета вернуться в Европу, на Западный фронт (с декабря 1917 года корпус числился в составе французской армии). От кратчайшего пути — через Архангельск — отказались. Уже сама эта странная логистика наводит на мысли о провокации, о том, что чехословаков использовали втемную. В меморандуме британского военного ведомства 25 марта 1918 года прозвучали сомнения в целесообразности возвращения чехов в Европу; во Франции обсуждали возможность использовать корпус совместно с японскими интервентами. Говоря попросту, никто не собирался возвращать чехословаков в Европу — по крайней мере пока. Они должны были выступить против большевиков. 8 апреля на совещании представителей Антанты в Версале было принято предложение английского Генштаба считать корпус частью союзных интервенционистских войск в России.

Только во Владивостоке к июню 1918 года скопилось 16 тысяч «белочехов» [49] Среди них — будущий писатель Франтишек Кубка, впоследствии восхищавшийся фадеевским «Разгромом». , как их называли в советской традиции. Поначалу они вели себя лояльно. «Дальневосточный совет, получив предписание Совнаркома о необходимости оказать всяческое содействие быстрейшей отправке чешских войск из пределов советской России… встретил чехов тепло и дружески. Им были отведены лучшие казармы, из складов выдано продовольствие, обмундирование… Чешский национальный совет в лице доктора Гирса, Гурба, Шпачек и других выразил Владивостокскому совету свою благодарность, — пишет Губельман, однако добавляет: — Было ясно, что чехословаками руководили французские и английские капиталисты, которые задались целью разбить при их помощи сибирскую Красную армию и свергнуть советы».