Евгения Фрезер - Дом над Двиной. Детство в России

В зимние вечера после обеда каждый был чем-то занят: бабушка уезжала в свой комитет, Марга и дедушка уходили в госпиталь, так что я зачастую оставалась одна, да еще Капочка — мне для компании. Мы шли в детскую, она с бельем для штопки, я с книгой или шитьем. В комнате было темно, лишь на стол ложился мягкий круг света от лампы, да теплилась лампадка в углу перед иконой. На улице завывает пурга и в окна бьет ветер, крепчает мороз, так что на чердаке потрескивают стропила, а нам тепло и уютно.

Капочка — прекрасная рассказчица. Она вспоминала о детстве и временах, когда жила в Санкт-Петербурге. Иногда Капочка откладывала штопку и начинала петь. Пела она легко, как поют соловьи или дрозды ранней весной, — ни одной неверной нотки. Казалось, не было такой русской песни, которую бы она не знала. Ее низкий голос имел особенный, ласкающий слух тембр, который так часто встречается у русских.

Особое удовольствие в зимние вечера доставляли походы в баню. Мне нравилось наблюдать за приготовлениями. В корзину укладывали чистое, пахнущее свежестью белье, мыло, мочалки, щетки. В другую маленькую корзину кладут рассыпчатое печенье, бутылку морса — прохладительного напитка из клюквы. На дворе нас ждет возок — квадратный ящик на полозьях, появлявшийся словно из волшебной сказки. Впереди в тяжелом тулупе и лохматой медвежьей шапке сидит кучер, похожий на большого медведя.

Бани, куда мы ездили, назывались Успенскими. Это было кирпичное двухэтажное здание в нескольких кварталах от нас. Широкая каменная лестница вела на второй этаж, где по обе стороны длинного коридора шли пронумерованные двери. Нас провожали в номер и каждому вручали сухой веник из тонких березовых веток с листьями. В просторной раздевалке стояли стол, стулья и мягкий диван, набитый конским волосом. Все было покрыто чистыми простынями.

Раздевшись, мы входили в жарко натопленную моечную. На скамьях лежали тазы и небольшие деревянные шайки, в стене имелись краны с горячей и холодной водой. В парилке огромная печь в углу и возле нее несколько больших ступеней, ведущие на широкий полок. Чем выше поднимаешься, тем горячее воздух. Полок любят пожилые люди. Считается, что банный жар излечивает многие болезни — от ревматизма до пристрастия к алкоголю. На раскаленные камни в печи выплескивали несколько тазов воды, и все помещение наполнялось паром. Чтобы сухие веники стали мягкими и гибкими, их запаривали в горячей воде. Старшие хлестали ими друг друга, чтобы разогреть кровь и выгнать все хвори. Но никто и никогда не смог применить эту технологию на мне — любая попытка встречалась громкими протестами.

Любопытной деталью этих бань были маленькие, всего около пяти вершков, овальные отверстия в стенах между номерами, располагавшиеся над полом возле решеток, прикрывавших сливные канавки. Каменный пол был слегка наклонным, и вода стекала в канавку, проходившую через все номера. Эти отверстия имели для малышей какую-то особенную притягательность. Лежа на полу, можно было подглядывать в смежный номер и видеть голые ноги соседей. Так как в баню меня брали с юного возраста, я не стеснялась нагого тела, а в попытках определить по ногам, как выглядят их хозяева, было много удовольствия. Иногда и посетителям соседнего номера приходила та же идея, и на меня вдруг пристально глядела пара любопытных глаз.

Обычно меня мыли первой, тщательно и результативно. Когда испытание заканчивалось, мне давали таз с водой и разрешали делать что вздумается. С этого момента я наслаждалась возможностью брызгаться и обливать всех водой. Бабушка с холодной повязкой на лбу лежала на верхней полке. Капочка хлестала себя веником, пока не становилась красной как рак, листочки с веника прилипали к ее телу, и она бесконечно обливалась водой из таза, чтобы смыть их. Все потели, намыливались и терлись, окутанные туманной завесой пара и жара.

А как приятно было снова оказаться в раздевалке! Я до сих пор помню ее неожиданную прохладу и то блаженное состояние, когда сидишь, закутанная в душистое полотенце, пьешь клюквенный морс и жуешь печенье.

Дома все чисто и светло. Сашенька, сама себя назначившая домоправительницей, хлопочет, нарезая лимон прозрачными кружками, накладывая варенье в маленькие вазочки, приказывает Глаше нести самовар. Мы, переодевшись в белые ночные рубашки, с распущенными волосами, собираемся вокруг самовара.

Никаких приключений в бане не было, но однажды вечером там случилось странное происшествие, настолько необычное, что в местной газете ему посвятили целую колонку.

Незадолго до этого случая в наш город приехала на постоянное жительство итальянская семья. Трудно представить, почему итальянец из теплых краев подался в наш студеный город, но тем не менее он прижился и даже преуспел. Я смутно припоминаю, что он владел прибыльным рестораном.

Однажды вечером дедушку срочно вызвали в дом итальянца. Там его встретила толпа плачущих детей, расстроенная мать и взволнованный отец, который повел его в детскую, к маленькой колыбельке. Дедушка склонился над ней и осторожно приподнял одеяло, чтобы осмотреть пациента. В колыбельке, свернувшись клубком, лежала закутанная в шаль маленькая обезьянка! Дедушка, хоть и строг с виду, в душе был очень добрым человеком, имевшим чувство глубокого сострадания и мягкого юмора. Он не показал удивления и начал лечить обезьянку. Она выздоровела, и спустя некоторое время в знак уважения и благодарности итальянец прибыл к нам с визитом и принес с собой Фифи, обезьянку!

Обезьяна в нашем северном городе так же необычна, как, может, белый медведь в тропиках. В наших краях нет зоопарка, поэтому мы были чрезвычайно взволнованы, наблюдая за этим юным, почти человеческим существом.

Однажды морозным вечером, вскоре после Рождества, наш итальянский друг решил свозить супругу и детей в русскую баню. Он любил новшества и все, что может стать незабываемым приключением. И он не был разочарован. Семью проводили в номер. Никто не заметил, а может, не обратил внимания на маленький узелок, замотанный в шаль. Итальянцы разделись и, развернув свою обезьянку, отправились в моечное отделение. Там наш итальянец с супругой оказались в облаках пара. Намыливаясь и растираясь, он сопровождал мытье громким пением итальянских народных песен, а его детишки возились рядом, брызгались и веселились от всей души. Единственные двери банного помещения были закрыты, а о существовании маленького отверстия в соседнее отделение, предоставлявшего бесконечные возможности, итальянская чета понятия не имела.

В это время в соседнем номере мылась супружеская пара, приехавшая из деревни. Мужик растянулся на скамье, а на другой сидела его жена и мыла голову, поддерживая разговор ни о чем. С закрытыми глазами она шарила рукой в поисках мыла, как вдруг ее рука наткнулась на что-то живое, теплое, шершавое. Женщина открыла глаза и в ужасе онемела: что-то темное и непонятное прыгнуло вниз и пронеслось мимо нее к отверстию в стене у пола. Тут оно остановилось.