Сергей Кремлёв - Ленин. Дорисованный портрет

Отто Бисмарк в 47 лет стал министром-президентом Пруссии, Генрих Наваррский в 46 лет короновался как король Франции Генрих IV…

Пётр Великий в 37 лет был озарён триумфом Полтавской победы, Григорий Потёмкин в 44 года блистал во всей силе своей «светлейшей» славы…

Дизраэли в 42 года был признанным лидером оппозиции, Уинстон Черчилль в тридцать с небольшим лет начал карьеру имперского министра…

Лидеры германской социал-демократии Август Бебель и Эдуард Бернштейн, Карл Каутский, Вильгельм и Карл Либкнехты — отец и сын, будучи моложе его, Владимира Ульянова, пользовались общенациональным влиянием, заседали в рейхстаге…

А он?

Да, он — создатель и руководитель боевой пролетарской партии… Но партии, даже у себя на родине известной мало, к тому же — нелегальной… К тому же — ещё и партии, не сплочённой в своей руководящей части так, как того хотел бы он… Даже «Григорий» — Зиновьев, ближайший соратник, нет-нет да и колебнётся, а что уж говорить, например, о Пятакове, Бухарине и так далее…

Даже испытанный друг, родная сестра, дорогой «Джемс», работающая на партию в России, и то не может понять его «неуступчивости», которая никакая не неуступчивость, а всего лишь результат понимания того, что другие поймут лишь позднее.

Как гениальный политик, всегда твёрдо стоявший только на стороне трудящегося большинства, Ленин к началу 1917 года (и даже к началу 1905 года) имел всемирно-исторический потенциал, но никогда и ничем не давал понять — даже ближайшему окружению, — что знает это.

Однако он-то знал это, и это же знали несколько десятков, ну — пусть сотня-другая людей в России и в Европе.

Немного…

Или всё же много?

Что ж, так или иначе, он знал, что не променяет своей судьбы, своего вечного боя в союзе с будущей, с его великой Русью, на мир со всеми пошляками мира — политическими, духовными, коронованными и «всенародно избранными»…

Причём, при всей поведенческой скромности, Ленин явно верил в свою звезду как личности исторической. В 29 лет Сергей Есенин заявил: «Я о своём таланте много знаю…». Ленин тоже много знал о своём таланте, хотя, не будучи поэтом, никогда и не признавался в том публично.

Но вот такая деталь…

14 сентября 1906 года он пишет из Куоккалы в Женеву:

«Уважаемый товарищ! Меня крайне беспокоит судьба одного пакета с деловыми бумагами, имеющими историческое значение. Пакет этот остался среди бумаг, которые лежат у Вас…

Вы очень меня обяжете, если черкнёте мне, как стоит дело с добычей и отправкой сюда этого пакета…» [209] Ленин В. И. ПСС. Т. 47. С. 109.

Адресат — зарубежный издатель социал-демократической литературы Г. А. Куклин (1877–1907), чья обширная библиотека отошла по завещанию после смерти владельца к большевикам… А «пакет с деловыми бумагами, имеющими историческое значение» — документы младшего брата Ленина, Дмитрия Ильича Ульянова, включая его фотопортреты, сделанные в тюрьме. После Октября 1917 года они стали храниться в Центральном партийном архиве, но в 1907 году были чисто личными бумагами. Тем не менее Ленин уже тогда понимал, что он и его соратники делают историю.

И они действительно её делали! Через год после вырвавшихся у Ленина горьких слов: «Вот она, судьба моя…» — его имя будет греметь по миру, а через десять лет он, уже посмертно, станет символом надежды и борьбы для сотен миллионов людей по всему земному шару, но…

Но пока — скромный кабинетик в скромной цюрихской квартирке, стол, заваленный бумагами, и лямка повседневной партийной работы.

ЛЕНИН был редкостно психологически устойчивым человеком. Он умел предельно сосредоточиться, но он не всегда был сдержан, а порой был открыто эмоционален…

Приведу ещё раз отрывок из письма Инессе Арманд от 19 июля 1914 года, где Ленин, имея в виду поведение лидеров II Интернационала Гюисманса и Вандервельде на Брюссельском «объединительном» совещании, признавался: «…Ты лучше провела дело, чем это мог бы сделать я. Помимо языка, я бы взорвался , наверное. Не стерпел бы комедиантства и обозвал бы их подлецами. А им только того и надо было — на это они и провоцировали». Однако Ленин никогда не впадал в такое состояние души, которое можно определить как истерическое… Ни в малейшей мере для него никогда не было свойственно и угнетённое, ипохондрическое состояние души.

Тем не менее человек — даже самый стойкий, железный, убеждённый — это всё же живая и чувствующая, а порой и страдающая душа. Причём с годами понимаешь, что иногда трудно не согласиться с горькими словами Индиры Ганди, которая однажды сказала, что в конечном счёте человек остаётся наедине с собой.

Да…

А каким был Ленин наедине с собой?

Ну, это знал только он сам. Но можно уверенно заявить, что такой Ленин, которого знал лишь сам Ленин, был ещё более крупным, ещё более значительным, ещё более многосторонним, чем он остался в истории и в памяти современников. Фёдор Тютчев в гениально кратком, и поэтому непонятом, стихотворении «Silentium!» («Молчание!») написал:

Эти стихотворные строки ёмко выражают абсолютно то же, что написал Фридрих Ницше, завершая свой труд «По ту сторону добра и зла»:

«Ах, что сталось с вами, моими пером и кистью написанными мыслями! Ещё не так давно вы были пестры, юны… полны шипов и тайных пряностей, заставлявших меня чихать и смеяться, — а теперь? Вы уже утратили свою новизну, некоторые из вас, к моему отчаянию, готовы стать истинами…

Мы увековечиваем лишь то, чему уже недолго осталось жить и летать, всё усталое и дряблое! И только для ваших сумерек, мысли мои… только для них есть у меня краски, может быть, бездна красок, но по ним никто не угадает, как вы выглядели на заре, вы, внезапные искры и чудеса моего одиночества…»

Это сказано очень точно!

Мысль возникает именно как искра в ночи… Она — уже возникшая в том, в ком она родилась, ещё не оформлена для него самого в слове, но уже понятна ему без слов. И Ницше — мыслитель, вообще-то, сумбурный и очень неровный, нашёл на этот раз точное слово — «на заре…». Мысль приходит, действительно, как озарение, а уж потом оформляется для других, внешних по отношению к тебе, в слова, и увядает в словах, смеркается …

Но Ленин не был поэтом, он был политиком, причём политиком абсолютно нового, ранее небывалого типа — политиком, действующим в интересах большинства общества, а большинство любого общества (если это, конечно, не «светское общество») — это трудящиеся… И Ленин был политиком Труда. Поэтому он свои мысли обязан был так или иначе, но внятно и понятно, довести до масс или хотя бы до такого числа современников, которые могли бы стать его соратниками и сотрудниками в деле построения нового мира.