Юрий Лужков - Москва и жизнь

Вместо ожидаемой благодарности неожиданно для членов комиссии я отказался от распределения. Это, говорю, несправедливо. И ладно бы метил на теплое местечко в Москве, а то ведь прошу распределить на грязную, тяжелую работу где угодно вдали от дома, лишь бы по душе.

А мне в ответ: «Вы, товарищ, не понимаете задачу, поставленную партией и правительством. Идите и подумайте».

Примерно через месяц позвонила секретарша декана факультета. «Юра, — говорит, — ты можешь остаться без диплома, комиссия министерства решает, что делать с теми, кто отказался от распределения». Я ответил — хрен с ним, пиши, что я согласен.

В моей группе училась девушка Марина Башилова, в которую я влюбился. На последнем курсе она вышла за меня замуж. Из комнаты в бараке на Павелецкой набережной я переехал в отдельную трехкомнатную квартиру на третий этаж старинного московского дома в Лубянском проезде, 3/15. Он сохранился на углу с Маросейкой и считается памятником истории и архитектуры.

Отец Марины, начальник Главного управления нефтяной промышленности, занимался строительством всех нефтеперерабатывающих заводов страны на востоке. Без них СССР не выиграл бы войны. Великий инженер-нефтяник Михаил Башилов рано умер от рака, в 1949 году. Скончался за девять лет до нашей свадьбы.

Обращаю на дату смерти отца Марины внимание словоблудов, сочинивших мифическую «Биографию Ю. М. Лужкова» в Интернете и полагающих, что «быстрая административная карьера была следствием удачной женитьбы». И на другое умозаключение: «В силу высокого положения тестя женился на его дочери и зажил в большой квартире». (По поводу этого новоселья — скажу ниже.)

В 1958 году в моей жизни произошло несколько важных событий. Окончил институт. Стал мужем. Поступил на службу. В том году родители с великой радостью переехали из барака на Павелецкой набережной, где прожили тридцать лет. Квартиру двухкомнатную дали на другой стороне Москвы-реки, где монастырь, в новом кирпичном доме. Там справили новоселье отец, мать и мой младший брат. А я прописался в квартире Марины в проезде Серова, как назывался тогда Лубянский проезд. Спустя год здесь родился старший сын Михаил, названный в честь деда.

С Мариной и подросшим сыном мы десять лет жили в одной комнате. Другую комнату занимала теща. В третьей комнате обитала семья брата Марины. Отдельная квартира превратилась фактически в коммунальную на три семьи. Из той квартиры в старой Москве у станции метро я готов был переехать на окраину, только бы не жить в ней, потому что родственные отношения со старшим братом жены не сложились и с годами обострились. Постоянно возникали мелкие бытовые стычки, осложнявшие семейную жизнь.

Поэтому, когда наконец мне дали смотровой ордер на трехкомнатную квартиру в типовом доме на Полимерной улице и сказали, что если вам она не понравится, подберем другой вариант, я ответил: «Даже не поеду смотреть, согласен на эту квартиру». Так из центра я переехал на рабочую окраину и прожил много лет в Новогиреево, где родился младший сын Александр.

В большой новый дом на Первой Тверской улице, приближенный к месту работы, я переехал, когда перешел на службу в исполком Моссовета. Это случилось в 1987 году, тогда начался самый важный и драматический период моей жизни.

Случай играет человеком, так вышло и со мной. Кто в Государственной комиссии решил именно меня, одного из группы, направить не на завод, куда рвался, а в институт, — не знаю. Я там работать не хотел, а вышло все хорошо. Институт пластических масс основали в годы Отечественной войны незадолго до Курской битвы. Так понадобился фронту для выпуска боеприпасов, а в послевоенное время — для производства, можно сказать, всего: самолетов, кораблей, станков, машин, ракет, атомного и ядерного оружия, одним словом — везде.

Институт пластмасс находился вблизи шоссе Энтузиастов, между заводом «Серп и Молот» и новыми домами. Меня зачислили в штат младшим научным сотрудником в лабораторию автоматизации технологических процессов с окладом 90 рублей в месяц. (Такую заработную плату назначали в СССР всем молодым специалистам после окончания институтов.)

Работать, таким образом, я начал по специальности, полученной в Нефтяном институте. Шесть лет провел в рамках небольшой лаборатории. Продвигать меня по служебной лестнице никто не торопился.

Подобно всем младшим научным сотрудникам, м. н.с., хотел быть старшим научным сотрудником, с. н.с., защитить диссертацию кандидата химических наук. Сдал ради этого кандидатский минимум: специальность, английский язык, основы марксизма-ленинизма. Но так и не защитил ни кандидатской, ни докторской диссертации ни тогда, ни потом. Увлекла работа, она оказалась не за канцелярским столом.

Любое дело, которое поручается, всегда лучше, если оно по душе. Институт сначала не очень мне нравился, он разрабатывал новые технологические процессы, а я инженер-механик, тянуло в область аппаратурно-технологического оснащения, выбора систем автоматизации. Но со временем меня увлекла работа в институте, потому что он разрабатывал и осваивал новые производства. Химическая промышленность тогда, как никогда прежде, бурно развивалась.

Почувствовал себя совсем хорошо, когда наш институт осваивал в Нижнем Тагиле авангардный непрерывный способ производства формальдегидных смол. Его предложили два молодых уральских химика. Им понадобилась наша помощь. С моим другом и подчиненным, хорошим специалистом Иосифом Волчком, нас пригласили помочь с автоматизацией. Невероятно сложно осуществлялся запуск нового процесса. Мы помогли технологам не только в автоматизации, но и разобрались с химизмом процесса, подачей катализаторов. По классике, в процессе не должно было происходить образования «козлов», а они возникали, как в металлургии. Выяснили, в чем причина, реализовали новые подходы. Создали прекрасное производство. Им заинтересовались многие страны в Европе и купили нашу технологию.

Все в институте оказалось очень интересно. К нам относились с большим уважением. Автоматизация начала пробивать свой путь. Меня назначили заместителем начальника лаборатории, в ней я отработал шесть лет.

Когда мне исполнилось 28 лет, ни с того ни с сего неожиданно позвонили из Управления кадров Госкомитета по химии и предложили встретиться. Принял меня пожилой кадровик, мне не известный, очень спокойный, даже медлительный.