Иван Афанасьев - Дом солдатской славы

В этот день противник повторить атаку не осмелился.

— Мабудь, душенька успокоилась, натанцювалась за три дня, — смеялся вечером Глушенко.

— Опомнится — опять пойдет, — возразил Черноголов. — Завтра опять придется поработать.

— Что ж, профессия наша такая — фрицев бить, — откликнулся Рамазанов. — У всех нас профессия такая. А кончится война — выбирай любую по вкусу, Я, к примеру, если жив останусь, опять молот в руки возьму.

Иващенко, Хант и Мурзаев до поздней ночи подносили из мельницы патроны и гранаты. Боеприпасами мы теперь были обеспечены. Мне сообщили, что командир батальона все время наблюдал с мельницы за боем, который мы вели. Когда обстановка стала тревожной, он попросил вызвать с левого берега огонь по нашему участку.

Подходили к концу подземные работы еще для двух огневых точек — для станкового пулемета и ПТР. На очереди был третий ход сообщения, который должен был соединить дом с колодцем подземного хозяйства города, расположенным в десяти метрах с южной стороны.

В один из таких дней Воронов обнаружил на четвертом этаже убитого танкиста. Фамилию его так и не установили: документов при нем не оказалось. Похоронили его в одном из отсеков западного подвала.

Теперь, когда боеприпасов у нас было вдоволь, мы получили возможность завязывать с фашистами огневые поединки, в которых наши бойцы не давали спуску врагу. В этих поединках противотанковые ружья были нашим основным средством подавления огневых точек противника.

Делали обычно так. Павлов, Воронов или я открывали огонь из автоматов. Противник поддавался на провокацию и отвечал. А Рамазанов в это время засекал его огневые точки и бил по ним из ПТР.

Результаты не замедлили сказаться. Гитлеровцы теперь стали бояться вести огонь по дому с позиций, которые были нам видны. Фашисты перестали появляться на открытых местах, наш огонь заставлял их прижиматься к земле.

Бои затихали, и мы могли, наконец, заняться жильцами нашего дома. Непрерывные бои вконец изводили мирных граждан, особенно женщин и детей. К тому же давно наступил октябрь, и по Волге плыли какие-то свинцовые круги, предвещая скорый ледостав.

В жизни гарнизона было свое однообразие: днем мы отражали атаки, выискивали и уничтожали вражеские огневые точки, ночью продолжали укреплять свои огневые позиции. Это однообразие было нарушено происшествием.

Рамазанов заметил неизвестного человека в штатской одежде. Он появился из-за «молочного дома» и направился в нашу сторону. Рамазанов доложил об этом Павлову, и они оба стали наблюдать за странной фигурой.

Человек шел мимо нашего дома. Когда Павлов окликнул его из подъезда, он пытался скрыться за угол.

— Стой, стрелять буду! — крикнул сержант, и угроза подействовала.

Задержанного привели ко мне в центральный подвал. Это был человек лет сорока, роста ниже среднего. Лицо заросло рыжеватой бородой. Одет он был в старое мужское полупальто серого цвета, на ногах — поношенные яловые сапоги армейского образца. Когда его ввели в подвал, он быстрыми глазами обвел помещение и остановил свой взгляд на керосиновой лампе.

Воронов и Павлов тщательно обыскали подозрительного и подали мне паспорт, записную книжку и перочинный нож с одним большим лезвием.

— Откуда? — спросил я.

— К сестре иду за Царицу, а ваши ребята задержали…

— Так вам надо было идти на юг, а вы к Волге направляетесь.

Человек промолчал. Я стал рассматривать его паспорт и обнаружил, что линии печати на фотокарточке и на правой странице не совпадают. Сомнений не оставалось: передо мной «липа», причем «липа» грубой работы, Не подав виду, что заметил подделку, отложил паспорт в сторону и взял записную книжку. Там оказалось несколько сталинградских адресов, а на одной странице — надпись: «Привет Светлому Яру и сестре Царице».

Было ясно: это враг. С каким заданием послан в наше расположение? Опыта вести допрос у меня не было, поэтому я решил пока оставить его под стражей в доме, а вечером отправить в штаб.

Задержанного поместили в помещении за деревянной перегородкой и стеречь его поручили пулеметному расчету.

— Сразу видно — разведчик, — сказал Павлов, когда человека увели.

— Самый настоящий, — ответил я. — Паспорт у него чужой, а фотокарточка довольно неудачно приклеена.

Перед закатом солнца ко мне в западный подъезд дома прибежал Свирин.

— Задержанный удрал!

На месте происшествия я застал Павлова, Воронова и Рамазанова. Они бегали от одного окна к другому, пытаясь заметить беглеца, но тот, по-видимому, уже скрылся в развалинах.

— Кто дежурный? — спросил я.

— Боец X.

(Мне не хочется называть фамилию этого солдата, потому что в последующих боях он воевал бесстрашно и храбростью загладил свою вину).

— Я отошел на минутку попить воды, вернулся, а его уже нет, — оправдывался X.

Воронов заметил, что это не первый случай, когда X. недобросовестно относится к несению службы. Нередко он вступал в пререкания. Однажды вздремнул на посту.

— Мы не докладывали вам, думали, товарищ осознает свои проступки и исправится. А он — на тебе!—заключил Воронов.

Нарушение воинской дисциплины, которое привело к побегу арестованного, нельзя было оставить безнаказанным.

Стемнело. Мы с Иващенко отправились на КП роты. Доложив ротному об обстановке на участке, проведенных работах по укреплению позиций, я сообщил ему и о побеге задержанного.

— Теперь держите ушки на макушке. Смотрите, как бы немцы вам сюрприз не преподнесли, — заметил Наумов и спросил.

— Какие меры приняли к солдату X.?

— Пока никаких.

— Пришлите его ко мне, я сам поговорю с ним.

— Если разрешите, мы его накажем своими силами: он просто допустил халатность и, чувствуется, его самого это встряхнуло до глубины души.

— Не будьте мягкосердечным. Его халатность, как вы говорите, может повлечь за собой серьезные последствия для всех вас. Но я не возражаю — наказывайте сами, но так, чтобы и для других послужило бы уроком.

Ротный говорил спокойно, но его взгляд был суровым, предостерегающим. Он немного помолчал и неожиданно спросил:

— Как гражданские, вам не мешают?

— Нет. Иногда они даже помогают нам.

— А как у них с продуктами?

— С этим плохо, перебиваются кое-как.

— Жалко детишек. Вы уж чем можете — помогайте. Если в ближайшие дни нельзя будет эвакуировать, то командование обещает выделить им продуктов. Но нужно, ох, как нужно отправить их за Волгу.

Передав командиру роты паспорт, записную книжку и перочинный нож сбежавшего разведчика, я вернулся в гарнизон. В центральном подвале собрались все свободные от дежурства бойцы, в том числе и X. «Пропесочили» провинившегося изрядно. Выступали по нескольку раз все. Гвардейцы говорили, что проступок X. кладет пятно на весь гарнизон.