Геннадий Смолин - Тайна гибели Сергея Есенина. «Черный человек» из ОГПУ

Вышеуказанных специалистов-психиатров хорошо знала врач-психиатр Нина Алексеевна Пацке (Лысенко), с которой, как уже указывалось в предисловии, автор данной книги в начале 60-х годов XX века работала в одном из мужских отделений Московской психиатрической больницы им. П. П. Кащенко (ныне им. Н. А. Алексеева). От нее стали известны некоторые моменты пребывания Есенина в Психиатрической клинике им. С. С. Корсакова. Работая врачом (стажер) в этом учреждении, Н. А. Пацке видела Есенина во время обходов с врачами и научными сотрудниками, а также во время беседы с ним профессора Петра Борисовича Ганнушкина. Поводом для воспоминаний о Есенине послужил трагический случай. Жена одного пациента, которого лечила Нина Алексеевна в том отделении, где мы с нею работали, потребовала выписки мужа, несмотря на то что курс лечения еще продолжался. У больного были психические расстройства, подобные тем, которыми страдал Есенин, — алкогольный психоз у психопатической личности: бред, преследования, страхи, зрительные галлюцинации. Жена взяла его под расписку, хотя была предупреждена о возможности неожиданных поступков. Через неделю после выписки она сообщила, что больной дома снова стал употреблять алкоголь и на 7-й день после выписки повесился. За последние несколько лет это был первый такой случай в нашем отделении, и Нина Алексеевна упрекала себя в том, что не сумела переубедить жену и настоять на продолжении лечения. «Второй Есенин», — с горечью сказала Нина Алексеевна и по моей просьбе рассказала о том, что сама видела или слышала о болезни поэта.

26 декабря 1925 года профессор Петр Михайлович Зиновьев, по телефонному звонку жены Есенина, Софьи Андреевны, прибыл в Психиатрическую клинику им. С. С. Корсакова, побеседовал с поэтом в приемной комнате и, убедившись в необходимости оказания ему психиатрической помощи, принял его в клинику, о чем сделал соответствующую запись в истории болезни.

В клинике Есенину отвели отдельную палату на втором этаже. Ему разрешили носить домашнюю одежду, кроме зимней. Беспрепятственно пропускали к нему посетителей, но на прогулку ходил только с медперсоналом, а в город по издательским делам ездил с лечащим врачом, Арансоном. Из-за суицидальных (нежелание жить) высказываний Есенина за ним был установлен особый надзор. В его палате ночью горел ночник, а в отделении круглосуточно дежурил персонал. Первые дни после поступления он выглядел подавленным, о своих переживаниях не рассказывал. Открыл их только профессору П. Б. Ганнушкину во время его консультации. Режима не нарушал. Был аккуратен, опрятен. Его часто навещали родные и приятели. Общался с больными, писал стихи. Будто бы какие-то из них передал лечащему врачу Арансону и профессору Ганнушкину, но ни в одном сборнике они не найдены. Увидел из окна коридора клен, засыпанный снегом, и через два дня у него уже были готовы стихи: «Клен ты мой опавший, клен заледенелый, Что стоишь, согнувшись, под метелью белой?». Один раз, по словам Нины Алексеевны, отмечался «нервный срыв». Приступ гнева и раздражительности у него вызвало посещение жены Софьи Андреевны, на которую был обижен за то, что была инициатором его помещения в клинику.

Есенин был консультирован профессором Петром Борисовичем Ганнушкиным в присутствии студентов, стажеров, младших и старших ординаторов, и профессоров. П. Б. Ганнушкин, работая в клинике, продолжал накапливать научный материал о психопатиях, которым пополнял свою монографию на эту тему. Предложил свою классификацию психопатий, которой много лет пользовались отечественные психиатры. Петр Борисович, подобно известному талантливому психиатру Сергею Сергеевичу Корсакову, чье имя носит клиника, обладал уникальной способностью располагать к себе пациентов, даже самых малодоступных. Они открывали ему содержание даже тех болезненных переживаний, которые не мог выявить у них ни один врач. Есенин профессору рассказал, что последние два года стал замечать слежку за собой (обычно эти явления появлялись вскоре после застолья и в вечернее время). Сначала следили незнакомые личности, потом подключились и знакомые лица. Временами они исчезали, потом появлялись снова. Был уверен, что они были подосланы следственными органами, чтобы уличить его в каких-то преступлениях и уничтожить. Считал, что слежка продолжается, так как периодически видел этих людей под окном своей палаты в вечернее время. Утром они исчезали. В бассейн с нефтью прыгнул потому, что в толпе увидел подозрительных людей. Посчитал, что они хотели его убить, и решил спастись в бассейне. Рассказал профессору, что нападал он только на тех людей, которые сами «хотели напасть на него». Замечал это по их недружелюбным взглядам и угрожающим жестам. В кафе заметил, что один посетитель с кем-то многозначительно перемигивался, показывая на него. Поэтому решил предупредить нападение и поднял стул, чтобы самому расправиться с ним. Не отрицал тягу к спиртному и высказал надежду, что в клинике ему помогут избавиться от нее. Оружием и телохранителями обзавелся для того, чтобы отразить нападение убийц, а если их будет много, то «примет меры, чтобы не попасть к ним в руки».

Профессор Ганнушкин поведение Есенина (по свидетельству Нины Алексеевны) расценивал как психопатическое (по международной классификации это патологическое расстройство личности), а бредовое восприятие окружающего считал следствием алкогольных эксцессов. Самовольным уходом Есенина из клиники 21 декабря 1925 года весь персонал был встревожен. Все подумали о суициде. О возможности убийства Есенина Н. А. Пацке ни одним словом не обмолвилась. Видимо, такой мысли тогда не возникало.

Спустя много десятилетий после гибели поэта появились публикации о том, что в клинику «внедрился» под видом больного некий Егоров, который и похитил Есенина. Авторы публикаций, видимо, не понимают, что «внедриться» в клинику не так просто: больного осматривает врач диспансера, затем врач приемного покоя, в отделении — лечащий врач, затем зав. отделением, в клинике обязательно консультирует профессор — зав. клиникой, за больным круглосуточно наблюдает средний и младший медицинский персонал, обязательно курируют студенты. Едва ли возможно не «раскусить такого внедрившегося» при таком количестве медицинских работников. Это фантазии авторов.

Юрий Львович Прокушев, секретарь правления Союза писателей, лауреат Государственной премии РФ, провел большую исследовательскую работу. Встречался с родными Есенина, с его собратьями по перу, с теми, кто к тому времени еще был жив, посылал запросы в разные инстанции. В результате выяснил, что «версия об убийстве Сергея Есенина является вульгарным некомпетентным толкованием специальных сведений, порой фальсифицированных результатов экспертизы, не лишенная сенсационных амбиций и саморекламы». Комиссия при Институте мировой литературы пришла к заключению, что «нет оснований для подтверждения версии об убийстве». На один из запросов Прокушева был прислан ответ от судебно-медицинских экспертов (письмо Н. Н. Дедова от 26 мая 1993 года): «Близкое окружение замечало в последний год странности в поведении поэта — боязнь одиночества и преследования, что объективно подтверждено выставленным диагнозом, в том числе и профессором психиатром П. Б. Ганнушкиным. Изучение многих публикаций авторов версии об убийстве вызывает подозрение в их небескорыстности. По Вашей инициативе, Юрий Львович, проделана большая безвозмездная работа высококвалифицированных ведущих экспертов России, которая позволяет сделать вывод: Сергей Есенин покончил жизнь самоубийством и отвергает гробокопательские домогательства ряда авторов. Сцена убийства, описанная Лысцовым, не подтверждена документально и является плодом фантазии автора». Того же мнения был и прокурор, криминалист Соловьев В. Н.: «Объективная реальность такова, что поэт сам ушел из жизни».