Георгий Агабеков - ГПУ

Эти сведения сослужили колоссальную службу нашему послу в Тегеране, который в беседах с министром двора Теймурташем знал все его карты так хорошо, словно держал их в собственных руках.

Насколько хорошо было поставлено перехватывание шифрованных телеграмм персидского правительства, можно судить по следующему случаю: однажды полпред Давтьян, вернувшись от министра Теймурташа, вызвал меня и сообщил, что ему удалось убедить Теймурташа на некоторые уступки. Теймурташ обещал в тот же день послать соответственные инструкции Али-Гули-хану в Москву. Не будучи уверен, сдержит ли Теймурташ обещание, Давтьян просил достать телеграмму, которую отправит Теймурташ. Полчаса спустя после беседы копия телеграммы была в наших руках. Давтьян убедился, что Теймурташ выполнил обещание.

Вернусь назад, ко времени, когда полпредом в Персии был Юренев. Приехав из Тавриза, я не застал торгпреда Гольдберга. Юренев, находившийся с ним не в ладах, настоял на его отозвании в Москву. Вслед за Гольдбергом начались увольнения его сторонников из хозяйственных учреждений. На место Гольдберга приехал Буду Мдивани, бывший до этого торгпредом в Париже.

Мдивани играл крупную политическую роль на Кавказе, был личным другом Ленина и Сталина, но в 1923 году оказался на стороне Троцкого. Чтобы лишить его возможности вести пропаганду среди кавказских коммунистов, у которых он пользовался большой популярностью, его выслали в Париж на должность торгпреда. В торговых операциях он, конечно, ничего не смыслил, да и не интересовался ими. К своему назначению сначала в Париж, потом в Персию он относился как к ссылке.

Вместе с ним приехал на должность советника посольства Гамбаров, бывший председатель Совнаркома в Абхазии, хороший партийный работник, но не дипломат. В Тегеране он занимался больше спорами о китайской революции, чем дипломатической работой.

После отъезда Гольдберга склока в Тегеране временно притихла. Однако полпред Юренев был не такой человек, чтобы жить без склоки. Маленького роста, большим умом не блещущий, но хитрый, он ловко лавировал среди подводных камней внутрипартийных споров, знал в совершенстве искусство интриги, широко его применял и в мире разного рода закулисных комбинаций чувствовал себя как рыба в воде. В Персии он поочередно выживал своих подчиненных, предпочитая убрать их прежде, чем они сами затеют против него борьбу.

В Наркоминделе, несмотря на его ловкость и дружбу с Литвиновым, к Юреневу относились все-таки недоброжелательно. Недоброжелательство было вызвано двумя крупными ошибками, допущенными им в дипломатической работе. Во-первых, во время переворота в Тегеране в 1925 году, в результате которого Реза-хан провозгласил себя шахом, Юренев, не зная, какой позиции держаться, выехал на три дня в провинцию и возвратился в Тегеран, когда все было кончено. Вторая ошибка была серьезнее. После ликвидации восстания арабского шейха Хейзала на юге Персии Юренев сообщил в Москву, что шейх сдался персидскому правительству не потому, что был разбит в боях, а потому, что его к этому вынудили англичане. Англичане же, оказав услугу Реза-хану, получили от него обещание бороться по вступлении на персидский престол против советской власти и содействовать распространению английского влияния в Персии. В частности, Реза-хан будто бы обещал пригласить в персидскую армию английских инструкторов, призвать английских советников для управления страной, закупать военное снаряжение в Англии и пр., и пр. Юренев настолько был уверен в существовании такого договора (так называемого Ахвазского соглашения), что поручил резиденту ОГПУ Казасу и военному атташе Бобрищеву достать во что бы то ни стало текст договора.

Бобрищев действительно достал договор, и Юренев послал его в Москву. Но там вышел конфуз. Договор оказался поддельным. Вместо благодарности Юренев получил нагоняй.

Кстати, о военном атташе Бобрищеве. Человек лет пятидесяти пяти, старый холостяк, полковник царской армии, он был одним из первых офицеров, перешедших на сторону революции. Несмотря на то что он в коммунистическую партию не вступил, Ленин в начале революции предлагал ему принять на себя организацию Красной армии. До назначения в Персию Бобрищев работал в Финляндии, но там организованная им агентура с треском провалилась. Его перебросили в Персию, но трудно предположить, что он вел здесь серьезную работу.

Он настолько конспирировался, что даже ГПУ не знало, чем он занимается. Все его секреты, однако, скоро стали нам известны благодаря тому, что он принял к себе машинисткой жену моего секретного сотрудника Мая. Перепечатывая его бумаги, машинистка снимала лишнюю копию и через мужа передавала нам. По этим материалам мы установили, что Бобрищев завербовал к себе на службу всех шифровальщиков главного штаба Персии, благодаря чему знал не только дислокацию персидской армии, но был в курсе всех изменений в составе армии и ее передвижений. Не успел, однако, Бобрищев наладить работу, как с ним случилось несчастье. Мои сотрудники донесли, что один из агентов Бобрищева болтает в городе о своей работе и отношениях с военным атташе и что о болтовне уже известно персидской полиции. Я предупредил Бобрищева и просил его быть осторожнее. Бобрищев отрицал свою связь с болтуном. Спустя несколько дней персидская полиция арестовала болтливого агента и вместе с ним трех шифровальщиков военного штаба. После суда шифровальщики были расстреляны. Как потом выяснилось, агент связи имел сожительницу, которая из ревности донесла на него и на всех агентов Бобрищева, свидания с которыми он устраивал на ее квартире. После такого провала Юренев предложил военному атташе выехать в Москву. Бобрищев отказывался до тех пор, пока на одном из приемов в военном министерстве персы демонстративно отказались подать ему руку. После такого позора Бобрищеву ничего не оставалось, как уехать. На его место приехал начальник разведывательного отдела кавказской армии Маликов.

Бобрищев же был сначала назначен в Грецию, потом назначение отменили и оставили его работать при разведывательном управлении в Москве.

Работой 3-го Интернационала в Персии ведал генеральный консул в Тегеране Владислав Платт. К этой работе я не имел касательства и только получал от Платта информацию, которую доставляли ему местные члены иранской коммунистической партии. Особенно ему помогал местный коммунист Казнев, служивший в советском торговом учреждении «Шарк». Он имел родственников и друзей среди членов партии Мусават и, выпытывая у них сведения, передавал нам. Другим коммунистом, оказывавшим помощь нашей работе, был перс-учитель в советской школе в Тегеране.