Георгий Агабеков - ГПУ

Наконец в июне мне передали из персидского консульства, что турецкая полиция усиленно интересуется мной и даже будто бы собирается меня арестовать. К этому времени начатые мной записки были готовы. Ждать больше было нельзя. По рекомендации персидского консульства я, как честный купец, получил визу во Францию.

19 июня 1930 года я покинул Константинополь и 27 июня приехал в Париж. Свои записки я не повез с собой, а отправил другим, надежным путем, боясь обыска турецкой таможни. Эти записки, украдкой составлявшиеся мной в Турции, ныне составили эту книгу.

Я начал их за несколько месяцев до бегства для того, чтобы они были опубликованы в том случае, если мне не удастся вырваться из рук ГПУ.

Я не литератор и избегал лишних слов в моей книге. Я предназначал ее не для развлечения широкой публики, а для того, чтобы в точном и бесстрастном изложении фактов познакомить Европу с природой и деятельностью ГПУ — учреждения, фактически руководящего властью в России.

Какие выводы хотел бы я сделать из всего рассказанного? Первый и основной вывод тот, что ГПУ, созданное в 1918 году как классовый орган для защиты завоеваний пролетариата, ныне обратилось в охранное отделение худшего типа, защищающее исключительно интересы Сталина и его клики.

В борьбе за власть внутри ГПУ вполне усвоен лозунг «социалистического соревнования» между отделами. Это соревнование ведет к тому, что количество тюрем и концентрационных лагерей в СССР увеличивается в геометрической пропорции по отношению к росту населения. На иностранных территориях ГПУ старается раскинуть такую же широкую сеть шпионажа, как и внутри России. Читатель видит из моей книги, что в этом отношении работа на Востоке поставлена неплохо. Думаю, что на Западе дело обстоит не хуже.

Ежегодно советское правительство отпускает для шпионажа в иностранных государствах только в руки ГПУ около трех миллионов долларов, которые добываются от продажи на заграничных рынках продуктов питания, вырванных изо рта голодного рабочего и крестьянина.

Но доллары, жесточайшим образом выколачиваемые из народа, текут не только в руки ГПУ.

Несмотря на официальные заверения советского правительства о полной его непричастности к делам 3-го Интернационала, читатель видит, что фактически Наркоминдел и Разведупр работают вместе для общей цели и на одного хозяина — имя которому политбюро Центрального комитета Всесоюзной коммунистической партии, или Сталин.

Разница между ними та, что Наркоминдел разговаривает и отвлекает внимание, а остальные молча ведут подрывную работу под теми, с кем Наркоминдел говорит. На языке сотрудников ГПУ, Разведупра и Коминтерна такое «разделение труда» облекается в следующую формулу по адресу Наркоминдела:

— Ваше дело болтать и отписываться, а наше дело вести реальную работу.

Опыт предыдущих лет показал, что легальные резидентуры ГПУ при дипломатических и торговых представительствах не достигают целей в военное время. По мнению же ЦК ВКП, война неизбежна, и вот уже год с лишним, как

ГПУ повсеместно за границей организует наряду с легальной работой нелегальную.

ГПУ за двенадцать лет существования сумело раскинуть сеть шпионства не только в каждом уголке Советского Союза, но почти во всех странах мира. В особенности сетью ГПУ охвачены соседние с СССР страны: на Востоке — Персия, Афганистан, Турция, Китай, а на Западе — Прибалтийские страны и Германия.

Для достижения своих задач ГПУ не стесняется средствами; читатель мог видеть это из моей книги.

Все крупные задачи ГПУ предварительно обсуждаются в политбюро. Поэтому за всю деятельность агентов ГПУ полностью ответственно советское правительство в лице ЦК ВКП.

Идейным руководителем ГПУ в настоящее время является генеральный секретарь партии Сталин. Он лично дает направление внешней и внутренней работе органов ГПУ.

Из органа, являвшегося мечом в руках пролетариата, ГПУ превратилось в орган личной диктатуры Сталина. Примером служит расправа с Троцким, Мясниковым, Мдивани и с правой оппозицией.

Сотрудники ГПУ, считавшие работу в ГПУ революционной обязанностью, ныне превратились в ретивых чиновников, работающих в целях личного благополучия и карьеры. Они теперь настолько обезличены и «дисциплинированы», что творят по указке Сталина все что угодно, не задумываясь о революционной целесообразности. ГПУ, поставленное над всеми другими учреждениями соввласти, пользующееся особыми материальными и правовыми привилегиями, стало «царской опричниной». Из органа диктатуры пролетариата оно обратилось в орган душителей пролетариата.

Июль — август 1930 года

Париж

На меня выпала честь редактировать предлагаемую вниманию читателя книгу Е.В. Думбадзе «На службе в ЧК и Коминтерне». В.Л. Бурцев пишет к ней вступительную статью, в которой он выясняет общественное значение его книги.

Мне же, как редактору ее, хочется лишь сделать кое-какие необходимые пояснения.

Е.В. Думбадзе пишет с полной откровенностью о себе, как о чекисте. Мемуары эти представляют собой нечто ужасное, ибо написаны они человеком, лично все изображенное пережившим, и не выдержавшим этого ужаса, и, хотя с большим трудом и опасностями, ушедшим с этой проклятой службы.

Но не одно только чувство гадливости владело им при его отходе от советской службы. Нет, им руководило и горячее стремление выступить на борьбу с режимом, поправшим свободу Родины и обратившим ее в страну рабов. После долгих и тяжелых перипетий Е.В. Думбадзе очутился в Париже. Недружелюбно встретила его русская эмиграция. Охраняя чистоту своих риз, русские сторонились его, не верили искренности его разрыва с ГПУ и подозревали в нем ловко и умело притаившегося агента. Напомню, например, ту жестокую травлю, которую подняло против него «Возрождение»…

Я считаю полезным остановиться на том, как он стал чекистом.

Большевистский переворот застал Е.В. Думбадзе восемнадцатилетним гимназистом, пылким по натуре и революционно настроенным, но по молодости еще плохо разбиравшимся в политических и партийных течениях. Голова его и его душа были полны свободолюбивых идей, и он жаждал, жертвенно жаждал принести свою молодую жизнь во имя свободы человека.

Его душа, его ум представляли собой открытую страницу, на которой было написано одно только слово, и слово это было «Свобода». Но слово это было совершенной абстракцией, в нем не было практически-реального содержания. Он был не один. Такие же юные товарищи окружали его, также горевшие жаждой вступить в жестокий бой за свободу и благо народа. Конечно, вся эта зеленая и желторотая молодежь идейно питалась только тем дешевеньким материалом, который ей представляла агитационная работа всякого рода большевистских «вождей»: брошюры, митинговые речи и пр.