Олег Пеньковский - Записки из тайника

При встрече один на один, а такая состоялась на Лубянке, Пеньковский просил Винна сотрудничать с органами советского правосудия во время открытого суда. «Меня наверняка расстреляют», — сказал он. И добавил: «Они обещали сохранить мне жизнь» — при условии, что Винн будет сотрудничать.

Ясно, что КГБ также обещал Пеньковскому не трогать его семью, если он и Винн исправно исполнят отведенные для них на суде роли. Винн согласился сотрудничать с КГБ, но в определенных пределах — после шести месяцев, проведенных им в одиночной камере на Лубянке, у него просто не оставалось выбора. Для англичанина было очень важно последовательно отстаивать свою позицию.

Любому человеку на месте Винна требовалось проявить большое мужество. Он не был разведчиком, а занимался бизнесом и роль связного выполнял, поскольку так сложились обстоятельства и потому, что, как патриот своей страны, сознавал важность этой миссии.

Можно легко представить, как чувствовал себя Пеньковский во время допросов, но он даже не пытался скрыть истинных мотивов своей шпионской деятельности. Он рассказал, что его основной целью была помощь не Западу, а своему народу, но только вряд ли эту фразу могли позволить Пеньковскому повторить в суде. (Интересно, что последнее слово обоим подсудимым было предоставлено на закрытом заседании суда.)

Адвокатов Пеньковского и Винна допустили к своим подзащитным только после того, как сотрудники КГБ закончили допрашивать арестованных. (Защитник англичанина, который в зале суда почти во всем соглашался с обвинителем, позже предъявил своему клиенту счет на солидную сумму.)

Советская пресса изо всех сил старалась представить разоблачение Пеньковского как блестящую работу чекистов. В конце 1965 года вышла в свет небольшая брошюра в бумажной обложке, озаглавленная «Фронт тайной войны» [63] Ц ы б о в С. И., Чистяков X. Ф. Фронт тайной войны. Москва. Воениздат. . В ней некий подполковник КГБ Александр Васильевич Гвоздилин, очевидно, главный следователь, допрашивавший Пеньковского, изображен в лучших традициях шпионской литературы. Начинается брошюра так: «В тот промозглый ноябрьский вечер в одном из окон здания на площади Дзержинского в Москве свет горел дольше обычного… Александр Васильевич откинулся на спинку стула, закрыл свои уставшие глаза, и тут перед ним, как в калейдоскопе, промелькнула большая часть того, что ему удалось обнаружить и услышать за последнее время…»

Авторы «Фронта тайной войны» продолжают свое полное драматизма повествование: «Только под давлением неопровержимых фактов, представленных следователем, Пеньковский наконец-то признался, что он шпион… Он еще долго пытался выгородить себя, путано говорил о конкретных фактах его шпионской деятельности… Однако острый ум и терпение Александра Васильевича, его логическое мышление и опыт ведения расследований дали свой результат…»

По версии советских властей, подполковник Гвоз-дилин установил, что Пеньковский «задолго до того, как его выгнали из армии, выведывал военные секреты лишь у безответственных болтунов из числа военнослужащих, с которыми этот враг устраивал совместные кутежи». О том, что же побудило полковника изменить Родине, авторы брошюры ни словом не обмолвились. На вопрос «Когда и почему Пеньковский встал на путь предательства?» ни Александр Васильевич, ни представитель обвинения в суде вразумительного ответа так и не дали.

После того как сценарий судебного разбирательства был разработан, с обоими обвиняемыми, чтобы те ничего не напутали, провели репетицию. Дело дошло до того, что их до начала процесса свозили в здание суда и ознакомили с залом заседаний. Судебное разбирательство прошло гладко, без сучка и задоринки, как большинство судебных процессов. Военный суд под председательством генерал-лейтенанта В.В. Борисоглебского вызвал четырех свидетелей, двое из которых были знакомыми Пеньковского, и девятерых экспертов, которые подтвердили наличие на квартире обвиняемого шпионского оборудования, секретный характер передаваемых им на Запад материалов и т. д. В ходе вопросов и ответов на суде вновь была повторена и подытожена вся история шпионажа Пеньковского, направленного против Советского Союза, с момента его первой лондонской встречи с представителями британской и американской разведок. В начале слушания дела генерал Горный заявил: «…Обвиняемый Пеньковский — честолюбивый карьерист и морально разложившийся тип, который ступил на путь предательства своей Родины и начал сотрудничать с разведками империалистических стран. В конце 1960 года, пользуясь положением заместителя начальника иностранного отдела Государственного комитета по координации научно-исследовательских работ, а также безграничным доверием сотрудников, имея к тому же возможность встречаться с иностранцами, посещающими Советский Союз в составе всевозможных научных и культурных делегаций, пытался вступить в контакт с американской разведслужбой…»

В ходе рутинной процедуры разбирательства дела из вопросов к обвиняемым и их ответов присутствующим в зале суда стало известно о передаче Пеньковским на Запад секретных материалов, о тайниках, которыми он пользовался, о его контактах со связными иностранных спецслужб, о частотах радиосвязи и условных кодах. На всеобщее обозрение было выставлено шифровальное устройство, найденное на квартире Пеньковского.

Время от времени обвиняемые пытались оспорить некоторые факты из их шпионской деятельности, но делали они это очень робко. К чести Пеньковского надо отметить, что он настойчиво повторял на суде: «Винн не имел ни малейшего представления о материалах, которые он перевозил на Запад». Нескольких часов разбирательства оказалось достаточно, чтобы стало ясно: Пеньковский передавал на Запад очень ценные сведения. Представители иностранных средств массовой информации также присутствовали на заседаниях суда. Как сообщали они в своих репортажах, свидетельств того, что обвиняемые находились под воздействием психотропных средств или против них применялись меры физического воздействия, не было обнаружено.

Решившись на открытый суд, КГБ тем не менее позаботился о том, чтобы сдержать поток информации из зала суда. Винн в своих мемуарах пишет, что во время процесса московская милиция перекрыла движение на нескольких улицах и направила транспорт прямо под окна здания Верховного суда СССР. Западные представители, присутствовавшие на заседаниях, подтвердили, что из-за шума, доносившегося с улицы, они не могли разобрать, что говорили обвиняемые.

Советские власти опасались, что Винн может отступить от заготовленного сценария, поэтому каждый раз, когда он начинал говорить, его микрофон немедленно отключали. Так что почти все его ответы остались залом не услышанными. Всего один только раз он нарушил обещание, данное сотрудникам КГБ, когда произнес такую фразу: «Ни в моей стране, ни в других странах ни для кого не секрет, что в московских квартирах иностранных дипломатов установлены подслушивающие устройства». (В советских средствах массовой информации эта фраза была представлена так: «Мне также известно, что в московских квартирах иностранных дипломатов очень часто устанавливают подслушивающие устройства».) После такого заявления Винна председатель суда сразу же задал другой вопрос. По окончании этого заседания следователи КГБ предупредили англичанина, что если нечто подобное повторится, то у него будут серьезные неприятности.