Игорь Молотов - Демоны и ангелы российской политики лихих 90-х. Сбитые летчики

На дебатах Явлинский не стесняется демонстрировать боксерскую технику: в списке его «клиентов» уже Владимир Жириновский, Борис Немцов. Взлет Явлинского вызывает недовольство со стороны части правых радикалов, но встреча с Ле Пеном успокаивает и подкупает. Являясь космополитом и интернационалистом, тем не менее Явлинский вызывает раздражение, но пикеты самых отмороженных наци-скинхедов добавляют ему еще больше рейтинга. Для укрепление лево-правой репутации Григорий проводит ряд встреч с национал-большевиком Эдуардом Лимоновым, который на конгрессе русских националистов убеждает коллег проголосовать в поддержку Явлинского. Не голосуют только некоторые члены. Явлинского поддерживает и официальный Запад, видя в нем альтернативу не только советскому реваншу. Социал-демократические взгляды Явлинского пока не пугают западных политиков: рейтинг Ельцина почти на нуле, а явная угроза реанимации СССР Зюгановым становится все более реальной. Большие суммы денег начинают поступать через Березовского, который тайно вынашивает идею объединения левых и правых в невиданную доселе империю, где он должен стать аятоллой. С Ельциным к тому моменту никто не считается, но в качестве кандидата в президенты Борис Николаевич вынужден участвовать только для того, чтобы показать западным инвесторам, что альтернативы нет и не будет. Во второй тур выходят Зюганов, который радикализировал свою программу до уровня Сталина, и Явлинский. Большая часть избирателей, хоть и тоскующих по СССР, но не желающих его возвращения в сталинской форме, отдают предпочтение Григорию Явлинскому, который и одерживает победу во втором туре…

Конечно, все это альтернативная история вроде: «Если бы у бабушки было иное анатомическое строение, то она была бы дедушкой». Дедушкой Лимоновым. Это я писал, скорее, о нем. Но вот что интересно. Последние годы Березовский действительно подталкивал процесс объединения и справа и слева. Что касается усилий слева, то они вполне очевидны. Их демонстрирует обширное интервью Березовского газете «Завтра» с разъяснением его позиции, сближение с Александром Прохановым и Виктором Алкснисом, с которыми он подписывал совместные заявления… А на правом, либеральном полюсе неутомимый демон русской политики пытался договориться и с Явлинским: «На правом фланге история тоже сложная. В политике ведь нельзя уговорить, можно только использовать реальную ситуацию. Здесь нельзя действовать с позиции слабого, поэтому я и организовал партию — для того чтобы иметь возможность на равных вести переговоры с теми же Немцовым, Явлинским и другими. Но, увы, амбиции бывают выше ума. Явлинский — тому пример. Ум у него есть, а адекватности нет. Я много раз подчеркивал, что Явлинский сыграл огромную роль в деле строительства демократического крыла политического движения в России. Но сегодня у меня такое ощущение, что он устал. Плюс амбиции, которые для него абсолютно приоритетны, выше любых других чувств и резонов. Я помню, как в 1996 году в Давосе я пытался с ним договориться, чтобы он снял свою кандидатуру в пользу Ельцина. Безуспешно. Он мне сказал: «А почему вы не поставите на меня? Я могу быть избран». Он не понимал, что выбор между ним и Зюгановым в 1996-м был однозначный, без вариантов. Я считаю, что сейчас не время говорить с Явлинским. Сегодня он, с моей точки зрения, обслуживает Кремль. Он разменял себя на какие-то мелкие, наперсточные инициативы, вроде отставки правительства. Понятно, что это все не его инициативы, за ними стоит Кремль… В общем, грустно. Но не безнадежно. Я все-таки надеюсь на то, что и с правыми удастся договориться…»

Одно Григорий Явлинский понял правильно — на смену Ельцину пришел не «малоизвестный молодой либерал из окружения Собчака», но лидер, который построил совершенно другое государство, даже отдаленно не напоминающее первые годы девяностых с их министром Гайдаром, «Московскими новостями» и всеобщей вольницей.

«Владимир Путин — державник, а я демократ и либерал. Мы по-разному видим пути к процветанию России. Есть, конечно, поле для конструктивного взаимодействия — в меру просвещенности его державного курса. В стране сложился капитализм со сталинским лицом. Опять, как и в 30-е гг., все сжато в кулак, все в одной руке. Здесь тебе суд, здесь тебе парламент, здесь тебе спецслужбы, в этой же руке СМИ, в этой же руке бизнес. Так можно было построить из аграрной страны индустриальную. Но так нельзя построить из индустриальной постиндустриальную», — сказал Явлинский.

Явлинский условный священный монстр, но с большой натяжкой: он старомоден, несовременен и не имел будущего уже в конце девяностых годов. Переоценивающий собственные способности плохой экономист, чистоплюй, который не смог ужиться с остальными демократами, посредственный политик, который, однако, увидел начало русского буржуазного термидора раньше многих… Пусть и за деньги, но Явлинский понял, откуда дуют ветры реакции. Буревестник, он смог почувствовать термидор и конец либерального движения в России. «Что отец делал бы в 2005-м? — говорил Явлинский. — Был бы Лимоновым. И таким, что Лимонову не снилось. Он ни за что бы не принял этого масштаба лжи».

Летчик Явлинский сбит. Но из его «Яблока» выйдет точь-в-точь похожий на молодого Ельцина Алексей Навальный. Значит, история еще не закончена.

В рейтинге ста ведущих политиков России за 2001 год президент так называемой Чеченской Республики Ичкерия Аслан Масхадов обосновался между 59-м и 61-м местом. Полевой командир, преемник генерала Джохара Дудаева уже не представлял серьезной опасности для кремлевского руководства — его вес среди боевиков был невелик. По сути, «вторая чеченская», в отличие от первой, когда все-таки присутствовало какое-то центральное руководство чеченскими вооруженными формированиями, была войной партизанской. Ни о какой координации военных действий говорить не приходилось. Масхадов? К тому времени он уже рассорился с Шамилем Басаевым после «дагестанского похода» и в тройке Хаттаб — Басаев — Масхадов присутствует строго номинально. К 2001 году его приказов никто не выполнял, а боевики презрительно называли своего «президента» Ушастиком и демонстративно не оказывали уважения, что стремительно рушит остатки авторитета Масхадова.

Никто, даже Басаев, не мог претендовать на единоличную власть в террористическом имарате — обладая большим авторитетом среди боевиков, Шамилю Басаеву все-таки необходимо было считаться с королем арабских наемников Хаттабом, чья популярность определялась обильным финансированием из аравийских пустошей. Их союз позволил сплотить довольно крупные силы боевиков — считается, что почти все дерзкие нападения организованы тандемом Басаев — Хаттаб. Роль же Масхадова — «спикер» ЧРИ, говорящая голова победившей басаевской шуры. Все это — итог кризиса сепаратистского правительства Ичкерии, расколовшегося на «умеренных» и «радикалов». К началу нулевых Масхадов олицетворяет сторону проигравших, становится заложником нового времени…