Игорь Молотов - Демоны и ангелы российской политики лихих 90-х. Сбитые летчики

Весной 2013 года наш герой рассматривался в качестве кандидата на пост председателя правления Центробанка, но в конце концов на эту должность Владимиром Путиным была рекомендована Эльвира Набиуллина. Улюкаев обиженно занялся публицистической деятельностью, например написал научную работу, посвященную дефолту 1998 года, «В ожидании кризиса: ход и противоречия экономических реформ в России». Регулярно писал в журнал «Открытая политика», который сам же учредил вместе с Гайдаром, сам, видимо, и читал. Говорить, что эти статьи как-то или на кого-то повлияли, не приходится.

Лучше дело шло со стихами — без шуток. В издательстве «Вагриус» вышел довольно симпатичный сборник стихов «Огонь и отсвет», а потом и «Чужое побережье». Из него мне запомнилось такое стихотворение:

Возможно, это лучшее его стихотворение, во всяком случае до тюрьмы. Какой он вообще был, этот министр? Говорят, Улюкаев был склонен к эпатажу. С подчиненными он особо не церемонился, ценил русский мат и вольготно его использовал. Часто бывал в ярости, и не только с подчиненными. Известным эпизодом стал случай в самолете, когда взбешенный причмокивающий Улюкаев стал орать на пилота за то, что его жене не дали сесть в бизнес-классе. В итоге обиженный зампред Центробанка улетел на личном самолете Германа Грефа.

Незадолго до своего назначения он обрушил на головы телезрителей умозаключения самого сомнительно качества. Так, он отметил, что ставки по кредитам в июне 2013 года соответствуют «исторически сложившимся». Причинами стагнации, по мнению Алексея Валентиновича, являются уменьшение внешнего спроса и исчерпание возможностей. При нынешних загрузках мощностей и уровне занятости восстановление невозможно. Поэтому, по его мнению, нужно не ослабление курса, а рост инвестиционной активности. И все в таком же воздушно-отвлеченном духе. Аж во рту сладко становилось!

Не может быть, чтоб только память Нас по кругам своим вела, Своими крепкими руками Листая вечные «дела»:

«Хранить всегда» — шутить беспечно Над каждой выходкой страны? Она же вечна, вечна, вечна, Как красноплощадный гранит!

А потом действующего министра арестовали. Кстати, интерес к аресту до боли похожего на плакатного Азефа Улюка-ева спадает — ну арестовали, привычно даже. Но помочь ему теперь некому. Гайдара давно уж нет, а Чубайс и сам загнан в ловушку незадачливым протеже. Современные политики лишены того романтического флера, который украшал деятелей девяностых. Что же все-таки построил Владимир Путин? Чем современные молодые наркомы отличаются от тех, кто достался ему по наследству от Ельцина?

Свиные глазки Евно Азефа, улыбка Лаврентия Берии — вы такого больше не увидите. Полистайте назад эту книгу, выдохните.

При чтении последних строчек я задумываюсь не о священных монстрах, а о потерянных поколениях, вброшенных в плавильный котел девяностых. Мы много говорили о тех, чей стремительный взлет в девяностых был прерван так называемым буржуазным термидором. Но в России с 1991 года выросло уже не одно и даже не два, а целых три «потерянных поколения», к одному из которых принадлежит и сам автор.

Первое — это поколение моей супруги, родившейся в 1970-х годах. Ко времени крушения Советского Союза это поколение только-только успело окончить институты или отслужить в рядах армии, побывать в Чечне. Это то поколение, на которое обрушились осколки десятков стен, две из которых — Берлинская и Кремлевская — обнажили внутренние и внешние противоречия старого мира. И гротескный мусор мира нового, который лакировали под витрину цивилизаций большегубые Гайдар и Улюкаев, рыжий Чубайс и Альфред Кох, маскировавшийся под демократа. Именно им, не Ельцину, принадлежат эти болтающиеся на исторических улицах неоновые вывески.

Второе поколение — дети восьмидесятых, последние солдаты, «рожденные в СССР», для которых красная Россия — это воспоминания детства, сентиментальные, но грубые своим переходом в мир девяностых. Как слепые котята, они еще не могли наблюдать, но слышали моторы танков у Белого дома и треск вертушек в небе Кавказа, удивленные тем, что их не добили прикладами. Их опаивал молоком плейбой Немцов на коленях у стареющего грузного Ельцина. Голосуй или попадешь в ад, говорили они.

Ну и третье — это поколение девяностых, родившихся уже при термидоре, сказки для которых писал не Борис Абрамович Березовский, а Сурков. Второстепенная фигура пред лицом масс и событий революции девяностых, Путин обнаружил себя как бесспорный вождь термидорианской бюрократии, как первый в ее среде. Бюрократия победила не только патриотическую оппозицию. Она победила режим Ельцина. Но дала всходы не те, что от нее ожидали патриоты и озлобленные дельцы реформ.

Главной проблемой термидора, как и любой реакции, является заморозка статус-кво.

Все три мной означенных поколения, которые застали сбитых летчиков, включая последних, вроде Улюкаева, оказались в положении еще более тяжелом, чем наши антигерои: смог реакции не дает взлететь, социальные лифты передвигают неталантливых (девяностые, при всех их грехах, были временем для талантливых и смелых). Но в этих поколениях, даже в том, появившемся во время термидора, начинают зреть правильные плоды, хотя обезличенная госмашина и видит их в роли сорняков.

Три «потерянных поколения» — это уже как минимум тридцать лет утраченного времени. Исторического, культурного, всякого. Выжженной пустыни или космоса, в котором клубятся нереализованные мечты, литературные памятники, горящие маячки, заботливо раскинутые проповедниками девяностых, того времени, где, как в стихах Улюкаева, голова снизу, а выше ноги.

К сожалению, здесь невозможно охватить весь спектр других, стремившихся, но так и не попавших в большую политику персонажей. Они серьезно на это претендовали, у них были шансы, улицы, идеи. Представляется уместным познакомить читателя с некоторыми трибунами и вождями, которые формировали идеологический дискурс самобытного времени. Этот очерк был написан специально для Life, однако он удачно дополняет политический треш-роман.