Петр Демидов - На службе у бога войны. В прицеле черный крест

Вскоре эшелон тронулся в путь. Оглядевшись и немного освоившись, я начал знакомиться с попутчиками. Испокон веков в светском обществе существовала иерархия, в армии она особенно заметна. Сразу же бросилось в глаза, что в вагоне на привилегированном положении находятся два подполковника и майор, видать, сослуживцы-штабники, в окопах никогда не были. В одной компании с ними были две медички с лейтенантскими нашивками, причем, одна из них довольно симпатичная, скорее всего чья-то ППЖ (походно-полевая жена). Об этом можно было догадаться: покровитель позаботился о ее военной форме, она была пошита на заказ, сидела как влитая. В пользу моего предположения говорило и обилие продуктов, которыми ее снабдили на дорожку — хлеб белый и черный, рыбные консервы и американская тушенка, настоящий индийский чай, чего на фронте я не видел уже давно.

Глядя на разносолы, которые вынимали эти пассажиры из баулов и походных чемоданчиков, мне стало не по себе. В моем вещмешке можно было обнаружить разве что пару сухариков да ложку с алюминиевой кружкой — важные и необходимые атрибуты походной жизни. Отвернувшись к стене, я лежал на жестких нарах и размышлял, как Шура Балаганов, где снискать себе пропитание, иначе не доеду до Москвы, протяну ноги.

Поезд часто останавливался, и я всякий раз выходил из теплушки, чтобы размять ноги и посмотреть на окружающий мир. В очередной раз, когда наш состав, сбавив ход, остановился, не доезжая какой-то станции, я снова вышел прогуляться. Около санитарного вагона у меня промелькнула мысль: здесь должна быть кухня, а значит, и еда. Вот куда надо нанести дружественный визит!

В соседней теплушке ехали солдаты и сержанты. Они тоже выбегали подышать свежим воздухом. Среди этой братии выделялась группа человек в пять-шесть. Это были моряки-балтийцы. Я подметил, что еще в начале пути моряки были уже «навеселе», но вели себя добродушно и вежливо. Смотрю, и сейчас они тоже, «поддавши», весело балагурят, поют песни. Они даже со мной немного побеседовали, пошутили.

Состав тронулся, и я оставил подвыпивших моряков. Рядом медленно проплывал санитарный вагон, не помню, как влетел в тамбур. Стою этак в сторонке, играю шпорами, постукивая ногой об ногу. Мимо проходят врачи, медсестры, легкораненые. Вот появилась маленькая сестричка с котелком каши, видимо, предназначенной для лежачих больных. В нос пахнул дурманящий запах пищи. Я тронул ее за руку и как бы между прочим заметил, что каша, должно быть, вкусная и раненые ее с удовольствием едят. Она улыбнулась и прошла в вагон.

Ничего не оставалось делать, как ждать улыбнувшееся мне создание. Когда она возвращалась с пустым котелком, я снова остановил ее. Мы разговорились. Девушка оказалась ленинградкой, студенткой мединститута. В процессе нашей милой беседы я рассказал ей историю с «поддельным» продаттестатом и тут же показал его для убедительности, в результате чего уже несколько дней сижу на «диете». Сестричка быстро сообразила, что к чему, отправилась на кухню и принесла полный котелок гречневой каши, заправленной консервами. Хотя я и старался есть медленно, котелок опустел в считанные минуты. Возвращая его своей спасительнице, я пообещал после войны пойти с ней в любой ленинградский ресторан по ее выбору и отведать все деликатесы, которые там найдутся. В дальнейшем она еще несколько раз подкармливала меня. Жаль только, что так и не удалось встретить мою благодетельницу. Кем она стала, бог весть? Да и выжила ли в горниле войны? Немецкие летчики так часто охотились за санитарными поездами!

На следующий день в теплушке по соседству снова шло веселье и слышалась разудалая песня «Шумел камыш». Тут я почему-то подумал: сколько же надо запасти водки на таких здоровенных лбов, чтобы гулять несколько суток подряд, не просыхая?

Объедать раненых было неудобно, и на очередной остановке я направил свои стопы к балтийцам. Они обрадовались моему приходу, пригласили за стол и стали угощать спиртом. Для вида пригубил это отвратительное зелье, но с большой охотой закусил. В ходе застолья слушал, как матросы смачно «травили баланду» о своих подвигах на суше и на море, в свою очередь, я тоже рассказал о бое с немецкими танками. Постепенно наше знакомство стало переходить в панибратство, меня хлопали по плечу и пожимали руки. Один из матросов, еле стоявший на ногах, заплетающимся языком произнес: «Братцы, а лейтенант свой парень, нальем ему еще!»

Трудно было удержаться от такой похвалы, и я снова приложился к спирту. Тот же пьянчужка, наклонившись к своему соседу, заговорщически произнес: «Может, поделимся с артиллерией, добра этого у нас хватит до самой Москвы». Сосед кивнул головой.

Балтийцы поведали мне сокровенную тайну: в конце состава прицеплен товарный вагон. Вагон как вагон, но в нем есть цистерна, в которой перевозили спирт. Она считается пустой, но если на веревке опустить в нее котелок, то можно «нацедить» ведро спирта-сырца. Взяв с меня слово, что я никому «ни-ни», моряки помогли мне добраться до своей теплушки и пожелали спокойной ночи.

Тайну я все же нарушил, о цистерне рассказал своему соседу, лейтенанту-артиллеристу, ехавшему, как и я, в Москву в командировку. Лежа на нарах, мы разработали «стратегический» план операции под кодовым названием «Спирт». Одним словом, решили тоже попытать счастья, стать «виночерпиями». На какой-то станции сняли со щита два противопожарных ведра, выкрашенных в красный цвет, раздобыли веревку. Котелок позаимствовали у солдата-истопника. Едва стемнело, отправились на промысел. Пломбу сорвали моряки-»первооткрыватели», с ней не надо было возиться, дверь легко подалась, и мы юркнули в вагон. На ощупь нашли лестницу, прислоненную к цистерне как раз напротив горловины. Слегка приоткрыв дверь, чтобы не задохнуться от удушливых паров спирта, приступили к делу. Мужественно преодолевая «газовую атаку», я раз за разом черпал котелком настолько ядовитую жидкость, что вскоре у меня закружилась голова и стало подташнивать. Но ведро уже было полнехонько. Наверху меня сменил «подельник». И второе ведро наполнилось до краев.

К счастью, наш состав, скрипнув тормозами, остановился, и мы попрыгали, как зайцы, на землю. Аккуратно, чтобы не расплескать с таким трудом добытую жидкость, мы побрели к себе в вагон. Узнав, какой продукт мы принесли, доблестные лейтенанты и подполковники встретили нас, как национальных героев. Одно ведро поставили на стол — пей сколько хочешь, второе — разлили по флягам и бутылкам, так сказать, для личного пользования.

Офицерский вагон «гудел» целые сутки. Съестные припасы, у кого они были, вытряхивались из вещмешков и шли в «общак». Вот так, вполне благополучно, но с приключениями, я доехал до Москвы. Устроился у сестры Моти, преподнес ей в подарок флягу спирта, которую она на следующий день обменяла на хлеб.