Дмитрий Шелестов - Время Алексея Рыкова

29 октября (11 ноября), через два дня после окончания II съезда Советов, представители Викжеля выступили с заявлением во ВЦИК по вопросу о власти и одновременно разослали телеграмму «Всем, всем, всем»: «В стране нет власти… Образовавшийся в Петрограде Совет Народных Комиссаров, как опирающийся только на одну партию, не может встретить признания и опоры во всей стране». Выражая волю таившихся за ним сил, Викжель потребовал создания так называемого однородного социалистического правительства.

В тот же день на заседании ЦК, на котором Ленин отсутствовал, было единогласно принято: «ЦК признает необходимым расширение базы правительства и возможным изменение его состава». При проведении затем поименного голосования по вопросу «вхождения в правительство всех советских партий до народных социалистов» Рыков, голосовавший за такое вхождение, оказался среди меньшинства. Так обнаружилась «трещина между нами», как констатировал он, обращаясь к большинству ЦК на состоявшемся на следующий день заседании.

В последующие дни Рыков не сумел воспринять ленинскую критику сторонников переговоров об «однородном социалистическом правительстве»; он оказался среди тех, кто дал? по определению Владимира Ильича, запугать себя буржуазии. 4 (17) ноября Каменев, Рыков, Милютин, Зиновьев и Ногин вышли из состава ЦК РСДРП (б). Одновременно Ногин, Рыков, Милютин, Теодорович и Шляпников заявили на заседании ВЦИК, что «слагают с себя звание народных комиссаров» [10] К ним присоединились комиссары — путей сообщения Д. Рязанов, по делам печати Н. Дербышев, государственных типографий И. Арбузов, Красной гвардии К. Юренев, а также заведующие отделами — конфликтов в министерстве труда Г. Федоров, законодательных предписаний Ю. Ларин. .

В тех конкретных условиях Ленин оценил их попытку навязать партии уклонение от власти как измену делу пролетариата. Эта кризисная ситуация развивалась в сложной обстановке. Накануне, 3 (16) ноября, под влиянием слухов о разрушениях в Московском Кремле, якобы происшедших во время взятия его революционными рабочими и солдатами, подал в отставку нарком просвещения А.В. Луначарский. Правда, убедившись в ложности таких сообщений, он тут же отказался от отставки. О сложности обстановки свидетельствует и недавно опубликованная запись беседы 6 (19) ноября только что ставшей в те дни наркомом общественного призрения (впоследствии наркомат социального обеспечения) Александры Коллонтай с Жаком Садулем. «Коллонтай, — отметил французский социалист, — сожалеет о неосмотрительном поступке Рыкова и ещё одного наркома, подавших в отставку. Они дезертируют с поля боя. Их поступок внесёт разлад в большевистские массы. Они сработали против революции. Что до неё лично, то она останется на своем посту, хотя у неё вызывают опасение взбалмошность, импульсивность, нервозность Троцкого и слишком теоретические тенденции Ленина. Она хотела бы привести своих товарищей к союзу с меньшевиками, необходимому для спасения революции».

Надо полагать, что сделанный шаг дался Рыкову совсем не легко, не менее трудно было убедительно объяснить восставшим массам свой выход на обочину революции в её решающие дни. Вездесущий Дж. Рид, выехавший 8 (21) ноября в Москву, в том числе и для того, чтобы лично убедиться в несостоятельности слухов о «кремлёвских разрушениях», вспоминает, что на одной из железнодорожных станций «увидел Ногина и Рыкова, отколовшихся комиссаров, которые возвращались в Москву для того, чтобы изложить свои жалобы перед собственным Советом».

Через пару дней, уже в Москве, Дж. Риду довелось присутствовать на одном из собраний, на котором обсуждался доклад Ногина и Рыкова об их выходе из правительства. Собрание проводилось в нынешнем Доме Союзов, и поначалу постепенно заполнявшийся Колонный зал был настроен вроде бы благодушно. Но атмосфера резко изменилась, как только стали прибывать представители рабочих районов.

Ногину, который выступал от себя и от Рыкова, пришлось туго. Его «стали осыпать, — свидетельствует Дж. Рид, — насмешками и бранью. Напрасно пытался он оправдаться, его не хотели слушать. Он оставил Совет Народных Комиссаров, он дезертировал со своего поста в самом разгаре боя!.. На трибуну поднялся взбешённый, неумолимо логичный Бухарин и разнес Ногина в пух и прах. Резолюция о поддержке Совета Народных Комиссаров собрала подавляющее большинство голосов. Так сказала свое слово Москва…» Коллонтай ошиблась, полагая, что отставка Рыкова, Ногина и других «внесёт разлад в большевистские массы». У неё напрасно вызывали опасения и «слишком теоретические тенденции Ленина». Они оказались вполне реалистическими, включая и данный эпизод, по поводу которого Владимир Ильич сразу уверенно заявил, что «московские рабочие массы не пойдут за Рыковым и Ногиным».

Суровый урок, полученный Рыковым в те ноябрьские недели, помог ему быстро осознать случившееся. 29 ноября (12 декабря) он последний раз упоминается в протоколах ЦК 1917 года. В тот день одним из пунктов порядка дня заседания ЦК стояло: заявление четверки. В соответствии с этим была рассмотрена просьба Рыкова, Каменева, Милютина и Ногина «об обратном приеме их в ЦК». По настоянию Ленина ответ был отрицательным.

В таком ответе проявилась не жёсткость, а убежденность основателя и руководителя партии, что просчет революционера должен быть исправлен не словом, а конкретными делами. Он верил в соратников по борьбе и, когда они допускали ошибки, не отсекал их от партии, давал им возможность работой подтвердить верность революции и Советской власти. Подобно тому как почти полтора десятилетия назад, при их первой встрече в женевском предместье, Ленин не ошибся в Рыкове, он не ошибся и теперь. Минует три года, и Ленин, мысленно вернувшись в неповторимую осень семнадцатого, отметит, что перед самой Октябрьской революцией и вскоре после неё ряд превосходных коммунистов «сделали ошибку, о которой у нас неохотно теперь вспоминают. Почему неохотно? Потому, что без особой надобности неправильно вспоминать такие ошибки, которые вполне исправлены». Эти виднейшие большевики и коммунисты, добавил Владимир Ильич, через несколько недель — самое большее через несколько месяцев — «увидели свою ошибку и вернулись на самые ответственные партийные и советские посты» 37.

Так оно и было. Менее чем через три месяца Рыков был вновь включён в состав правительства, на этот раз в качестве члена коллегии народного комиссариата продовольствия. Соответствующее решение Совнаркома об этом состоялось 15 февраля — уже по новому, григорианскому календарю, введённому в стране двумя неделями раньше. Новое появилось и в наименовании правительства: к уже ставшей обиходной аббревиатуре СНК добавилась ещё одна — РСФСР. В этом сокращении ёмкой формулировки — Российская Социалистическая Федеративная Советская Республика — утвердилось с января 1918 года название нового государственного устройства большей части бывшей империи.