Дмитрий Шелестов - Время Алексея Рыкова

Володичева не решилась признаться Ленину, что накануне уже передала текст Сталину, его содержание знают также Бухарин, Орджоникидзе и помощник генсека Назаретян, присутствовавшие при этом. Больше того, можно предположить, что приведенное выше ленинское указание она внесла в дневник дежурных секретарей не сразу, а задним числом. Так это или нет, но теперь достоверно известно, что записи 24 и 25 декабря вновь — на этот раз через руководителя совнаркомовского Секретариата Л.А. Фотиеву — попали в руки Сталина. О них знал и Каменев, которому как председательствующему в Политбюро была адресована объяснительная записка Фотиевой 29 декабря. Оправдывая свою передачу ленинских записей, она ссылалась на то, что не знала про указание об их секретности.

Таким образом, содержание документов Ленина, по крайней мере надиктованных до 29 декабря, стало известно вопреки его воле членам Политбюро и некоторым членам ЦК партии. И хотя в последующем, вплоть до второй половины мая 1924 года, ленинское «Письмо к съезду» хранилось строго секретно, в опечатанных сургучом конвертах, утечка произошла, и это, конечно, не могло не сказаться на поступках и действиях Сталина и ряда других членов высшего руководства.

Через четыре месяца после кончины В.И. Ленина сургучные печати на конвертах были взломаны, однако секретный гриф с «Письма к съезду» не исчез. Состоявшийся накануне открытия 23 мая 1924 года XIII съезда РКП (б) пленум ЦК партии принял решение произвести чтение «Завещания» Ленина по делегациям и постановил, «что документы эти воспроизведению не подлежат», проще говоря, остаются строго закрытыми.

Но сохранить полную тайну их существования было уже практически невозможно. В работе XIII съезда РКП (б) участвовало около 1200 человек. Воспринятое ими на слух ленинское «Письмо к съезду» так же, на слух, вскоре распространилось в более широких партийных кругах, разговоры о нем вышли за их пределы, в том числе и за пределы страны.

Последнее обстоятельство понудило впервые сказать в открытой печати о наличии ленинского «Завещания». В начале осени 1925 года в журнале «Большевик» были опубликованы написанные по поручению Политбюро статьи Троцкого и Крупской, посвященные книге американского журналиста М. Истмена «После смерти Ленина», в которой излагались некоторые вопросы, связанные с ленинским письмом. Как Троцкий, так и Крупская, признав, что на XIII съезде партии такое письмо оглашалось, подвергли критике распространяемые за рубежом слухи о документах Ленина. «Их неправильно называть «Завещанием», — писала Крупская, — так как завещание Ленина в подлинном смысле этого слова неизмеримо шире — оно заключается в последних статьях В.И. Ленина и касается основных вопросов партийной и советской работы».

Не прошло и года, как «Завещание» Ленина, использовавшееся во внутрипартийной борьбе, опять привлекло особое внимание. На Объединённом пленуме ЦК и ЦКК ВКП (б) в июле 1926 года «Письмо к съезду» вновь было зачитано, приложено к стенограмме и вместе с ней разослано в республиканские ЦК и губкомы, став известным партийному активу страны. Одновременно пленум принял решение просить очередной съезд партии снять запрет с публикации этого документа.

Решение пленума было внесено Г. К. Орджоникидзе (он являлся тогда председателем ЦКК партии) на рассмотрение XV съезда ВКП (б), работавшего в декабре 1927 года. Съезд постановил: «Уважить просьбу Объединённого пленума ЦК и ЦКК в июле 1926 года об опубликовании в «Ленинских сборниках» письма товарища Ленина, которое часто называют завещанием и о неопубликовании которого было решение XIII съезда ВКП (б)».

Делегаты съезда поддержали и предложение Рыкова «опубликовать не только то письмо, которое называется «Завещанием», но и другие неопубликованные письма по внутрипартийным вопросам, а так называемое «Завещание» приложить и к стенограмме».

Действительно, как и предлагал Рыков, записи диктовок Ленина 23, 24 и 25 декабря 1922 года, а также добавление к ним 4 января 1923 года были тут же напечатаны в виде приложения к очередному выпуску съездовского Бюллетеня (выпуск № 30, тираж 13,5 тыс. экземпляров). Однако в изданном в следующем году отдельной книгой стенографическом отчете съезда такое приложение уже отсутствовало. Впрочем, отсутствие в приложениях к отчету указанного ленинского документа объяснимо. Ведь он вот-вот должен был увидеть свет в очередном «Ленинском сборнике».

Но этого никогда не произошло. Иначе и не могло быть. Такая публикация противоречила культу Сталина, исподволь складывавшемуся к исходу 20-х годов в атмосфере внутрипартийной борьбы и раскола старой гвардии, что так тревожило Ленина в декабре 1922 года. Уже спустя всего лишь шесть-семь лет после 1922 года простое хранение печатного текста его «Завещания» стало опасным, а попытки распространения беспощадно карались. Именно в последнем был обвинён 22-летний студент Московского университета Варлам Шаламов, арестованный в 1929 году и проведший в тюрьмах и лагерях много лет. И он был не один. Тысячи людей подверглись репрессиям только за то, что читали и пытались сберечь строчки ленинских записей, ставших теперь запретными.

Судьба этих записей оказалась воистину драматичной: с того декабрьского вечера 1922 года, когда Володичева застенографировала первые слова тяжело заболевшего Ленина, прошло более трети века, прежде чем они стали известны широкой аудитории. Это случилось только в 1956 году, после XX съезда КПСС, когда журнал «Коммунист» впервые опубликовал ленинское «Завещание». Затем оно было тиражировано отдельной брошюрой, вошло в четвертое (36-й том) и пятое (45-й том) издания сочинений Ленина.

Однако публикация ленинского документа не повлекла за собой его широкого изучения. Между тем и другим в силу уже отмечавшихся обстоятельств образовалась новая многолетняя пауза, правда теперь не в треть века, а чуть поменьше…

Так что же всё-таки было продиктовано Лениным на рубеже 1922–1923 годов? Оговоримся, что при дальнейшем рассмотрении этого вопроса не затрагивается весь комплекс проблем, поставленных Лениным в его последних работах, то есть политическое завещание вождя в том смысле, о котором писала Крупская в цитированном выше отрывке из её статьи. Далее речь пойдет только о «Письме к съезду», и то лишь в определённом аспекте.

Обратим внимание прежде всего на то, что письмо обращено не к ЦК партии и не к его Политбюро, несомненно включавшим самых близких сподвижников Ленина, а к наиболее широкому высшему партийному форуму. В этой связи следует напомнить, что в первое послеоктябрьское время такие форумы — партийные съезды — были не только постоянно действующими, ежегодно собирались, но и представляли собой сплав старой большевистской гвардии с лучшими молодыми силами партии. На XI съезде РКП(б) (1922) — последнем, в котором участвовал Ленин, — из 520 делегатов с решающим и 154 с совещательным голосами большевиков со стажем до 1917 года было соответственно 251 [22] Из них 68 вступили в партию до 1905 года, столько же — в 1905–1907 годах и 115 — в 1908–1915 годах. и 83, а вступивших в партию в 1917 году — 135 и 26 человек. Все вместе они составляли, таким образом, 70 % делегатов съезда.