Дмитрий Шелестов - Время Алексея Рыкова

Эти слова прозвучали в Андреевском зале Большого Кремлёвского дворца, где 27 марта — 2 апреля 1922 года работал XI съезд РКП (б). Ему суждено было стать последним съездом, в котором Ленин принял непосредственное участие. Внешне, казалось бы, ничто не предвещало этого. Владимир Ильич был активен — пять раз поднимался на небольшую трибуну Андреевского зала, причем дважды выступления (с политотчетом ЦК и заключительным словом к нему) были весьма продолжительными. Эти выступления и другие съездовские материалы занимают в его Собрании сочинений более 70 страниц.

Не менее активен он был и в ближайшие послесъездовские недели. И вдруг в синем томике сочинений — трехмесячная лакуна, с конца мая до начала сентября — ни одной ленинской работы.

В последние дни мая — 25 — 27-го числа — в Горках случилась беда. Болезнь вырвалась наружу частичным параличом правой руки и правой нош, а также расстройством речи. Её приступ продолжался около трех недель, потом явления преходящего паралича нет-нет да и повторялись — по часу, по два.

И все же где-то в середине лета Владимир Ильич начал выходить из тяжелого состояния. В один из тех дней, ненадолго оставшись наедине с профессором-окулистом М.И. Авербахом, он с нескрываемым волнением обратился к нему:

— Говорят, вы хороший человек, скажите же правду: ведь это паралич и пойдет дальше? Поймите, для чего и кому я нужен с параличом?

Вопросы, вроде бы свойственные всякому попавшему в беду человеку. Но если вдуматься, за ними стоит не просто личная боль, а боль угрозы вынужденного отторжения от дела, которое и было для Ленина жизнью. Именно это подметил другой профессор — О.Форстер, приглашенный из Германии для участия в лечении Владимира Ильича: «Работа для него была жизнью, бездеятельность означала смерть».

Наконец 18 июня «Правда» сообщила, что Владимир Ильич чувствует себя хорошо, «но тяготится предписанным ему врачами бездействием». Вскоре последнее стало очень относительным. В июле — сентябре в Горках побывали Каменев, Рыков, Бухарин, Зиновьев, Преображенский, Томский, Кржижановский и другие руководители, в том числе партийные и советские работники из республик Закавказья.

Хорошо изучил ухабистое шоссе на Горки и Сталин, в то лето едва ли не десяток раз приезжавший к Ленину. То, что ему довелось чаще других бывать здесь, не удивительно. По должности руководителя Секретариата ЦК партии он вёл текущие дела ЦК, которые постоянно приковывали внимание Владимира Ильича.

В один из его приездов Мария Ильинична сфотографировала их вместе, сидящими у горкинской балюстрады. Вскоре, в начале осени 1922 года, снимок был опубликован. Возможно, то была первая газетная фотография Сталина. Полтора десятка лет спустя известный писатель Л. Фейхтвангер, приехав в СССР, уже увидел повсюду «портреты человека с усами», как он их назвал. Их распространение сопровождалось уничтожением сотен и тысяч фотодокументов, их фальсификацией, не исключая и ленинские.

Так случилось и с последним «совнаркомовским» снимком Владимира Ильича. Он был сделан во вторник, 3 октября, в день возвращения Ленина к повседневной работе. Назначенное на тот день под его председательством — после свыше четырехмесячного перерыва — заседание правительства собрало массу людей, больше пятидесяти человек. «Пришли, — вспоминала секретарь СНК Л.А. Фотиева, — не только члены Совнаркома и их заместители, но все, кто имел хотя бы отдалённое право присутствовать на заседании СНК. Каждому хотелось поскорее и поближе увидеть дорогого Ильича. Товарищи предполагали сделать это заседание особенно торжественным. Пригласили фотографа, заготовили приветственные речи. Но все вышло иначе. Владимир Ильич как-то незаметно вошёл в зал из своего кабинета, сел на председательское место, открыл заседание и приступил к деловому обсуждению повестки, не дав никому произнести речей. Владимир Ильич согласился только сфотографироваться вместе со всеми, и то лишь после окончания работы».

Этот уникальный фотоснимок десятилетиями публиковался (а иногда и сейчас перепечатывается по неведению) с большим грязно-серым пятном радом с креслом Ленина. Снимок делал один из лучших фотомастеров того времени П.А. Оцуп, и он, конечно, никак не повинен в этом пятне. Оно — дело рук других «мастеров». Установив на штативе свой громоздкий аппарат, Оцуп сделал несколько снимков. На оригинале одного из них — рядом с сидящим в кресле Владимиром Ильичем стоит Рыков. Его лицо чуть тронуто свойственной ему полуулыбкой, да и как не улыбнуться — вчера состоялась обстоятельная беседа с Ильичем, нынче под его руководством собрался Совнарком…

Грязно-серое пятно смыло не только фигуру Рыкова, а и находившегося обок с ним Льва Борисовича Каменева. Ещё один заместитель председателя Совнаркома — Александр Дмитриевич Цюрупа — сидит в группе участников заседания за общим столом.

Пройдет немногим более девяти недель, и эти три человека — Рыков, Каменев и Цюрупа будут в числе последних, с кем Ленин встречался в своем рабочем кабинете.

Они предполагали увидеться назавтра, в среду, 13 декабря 1922 года. Но та среда положила отсчет новому тяжелому приступу ленинской болезни. «С большим трудом, — записали лечащие врачи, — удалось уговорить Владимира Ильича не выступать ни в каких заседаниях и на время совершенно отказаться от работы. Владимир Ильич в конце концов на это согласился и сказал, что сегодня же начнёт ликвидировать свои дела». В ночь с 15-го на 16-е, а затем в ещё одну тяжелую ночь — с 22 на 23 декабря — его здоровье резко ухудшилось, наступил паралич правой руки и правой ноги.

И опять прошло немногим более девяти недель, на этот раз от конца декабря до начала марта, когда был совершен подвиг. Прикованный к постели, страдая от тяжелейшего недуга, Владимир Ильич проявил ещё одно сверхусилие — продиктовал ряд документов и шесть своих последних статей.

Тем временем болезнь — склероз сосудов головного мозга — неотвратимо развивалась. Её новое обострение, начавшееся 6 марта, три дня спустя привело к усилению паралича правой части тела и, наверное, к самому безысходно-тяжелому — потере речи. 14 марта «Известия» опубликовали правительственное сообщение о значительном ухудшении состояния здоровья Ленина, началась публикация медицинских бюллетеней о его болезни.

Через два месяца Владимира Ильича перевезли из Кремля в Горки. Он навсегда, кроме короткого приезда 18–19 октября 1923 года, покинул Москву…

Столь относительно подробный рассказ о ходе болезни Ленина, которая, как сказано, заявила себя ещё в 1921 гаду, затем дважды — в начале и летом 1922 года — вынуждала его все более отходить от текущих дел, а с конца того года вообще устранила от повседневного руководства страной и партией, что со следующей весны оказалось необратимым, конечно, не случаен. Титаническая деятельность В.И. Ленина в 1921–1922 годах общеизвестна и неоспорима, как неоспоримо и его определяющее воздействие на выработку и реализацию политики Советского государства, сохранявшее огромную моральную силу и в самый тяжелый период последнего года ленинской болезни.