Дмитрий Шелестов - Время Алексея Рыкова

Понятно, что этот набросок гражданских войн 1917–1920 годов по необходимости не то что краток, а лишь обозначен. В представлении большинства современников они не отделялись одна от другой, были сплошной гражданской войной, тягчайшей порой без пауз и «передышек». Мы справедливо говорим, что революция — это праздник для угнетенных и эксплуатируемых. А для населения всей более чем 150-миллионной страны, социально многоликого и многонационального? «Не было времени на земле страшнее», — сказал о тех годах Иван Бунин, классик русской литературы. Максим Горький, который на рубеже столетий звал революционную бурю и даже заклинал, чтобы она грянула сильнее, ужаснулся, когда революция свершилась. Его потрясла, отметил Ромен Роллан, её неизбежная жестокость.

Да, эпоха гражданских войн оказалась ужасной во многих своих конкретных проявлениях, ожесточённости и жестокости, проявленных с обеих сторон. И наверное, никогда не установить, где больше погибло виноватых и безвинных. Скажем, в деникинской контрразведке или в действовавших чуть севернее прифронтовых органах «чрезвычайки»?

Экстремальность событий не могла не сказаться и на характере начальных шагов Советской власти, проявлении наиболее жёстких сторон диктатуры пролетариата. Экстремальность обстановки сказалась и на постепенном складывании системы чрезвычайных, вынужденных мер, в совокупности определивших своеобразие экономической политики пролетарского государства в 1918–1920 годах, которая получила название «военного коммунизма». Вряд ли можно признать состоятельными нет-нет да и появляющиеся суждения, что эта политика была изначально присуща пролетарскому государству. Выше, говоря о начальном этапе деятельности Рыкова во главе ВСНХ, было отмечено, что в первые месяцы после Октября Советское правительство начало приступ к строительству новой жизни на совсем иной, нежели «военно-коммунистическая», основе. И только позже оно было вынуждено перейти к чрезвычайным мерам.

«Система военного коммунизма, — считал Рыков, — соответствовала тому времени, когда необходимо было бросить все силы и все ресурсы на дело непосредственной защиты пролетарской власти, непосредственной защиты пролетарского Советского государства. Политика военного коммунизма себя оправдала в том смысле, что дала необходимую победу над классовым врагом, без которой невозможно было социалистическое строительство».

Будучи Чрезвычайным уполномоченным Совета обороны и председателем ВСНХ, Рыков являлся одним из проводников этой политики. Но вряд ли идеализировал её.

Своеобразно и в общем точно охарактеризовал позицию Рыкова в самые трудные моменты борьбы с интервентами и белогвардейцами Троцкий. Выступая на IX съезде РКП (б) за централизацию управления, он говорил: «Товарищ Рыков у нас известный сторонник, защитник, провозгласитель и охранитель коллегиального начала. Вы почитайте статьи товарища Рыкова, это почти что ода в честь коллегиального начала. И какое там презрение к нам, сторонникам приближения к единоначалию в области хозяйственного управления!» Это восклицание Троцкий сопроводил под смех и аплодисменты зала призывом судить о Рыкове «не по словам, а по делам его»: «Когда, не без моего участия, товарищ Рыков назначался диктатором военного снабжения, в минуту, когда нам грозила полная гибель, когда у нас каждый патрон был на счету и мы претерпевали поражения за отсутствием патронов, — товарищ Рыков прекрасно справился со своей задачей! — то он поставил первым условием проведение… единоначалия». Здесь по залу вновь прокатились смех вперемешку с аплодисментами, и оратор продолжил: «Рыкову был подчинен весь аппарат совнархоза, целиком. Чусоснабарм являлся диктатором. Он посылал своих особых уполномоченных в отдельные районы, подчиняя им воензаги и губсовнархозы, и на местах все трещало, но это было необходимо, Эти рыковские уполномоченные… на заводах и фабриках, где были расхлябанные коллегии, проводили единоначалие, а благодаря этому товарищ Рыков имел досуг и писал статьи в пользу коллегиальности».

Понятно, относительно досуга Рыкова Троцкий сказал, чтобы усилить впечатление от критики взглядов своего оппонента. Но в целом приведенное высказывание примечательно. То было суровое, тягчайшее время, когда Ленин, говоря о пролетарской демократии, не раз добавлял, что «диктатура есть власть, опирающаяся непосредственно на насилие».

Нынешнее общественное внимание к истории сменившей «военный коммунизм» новой экономической политики (нэп) вызвало дискуссию среди обществоведов о том, как формировалась эта политика, которая, конечно, не сложилась разом весной 1921 года; её выработка шла не коротким и не простым путем. В этой связи отметим, что Рыков наряду с Каменевым и членом Президиума ВСНХ Лариным, а также некоторыми руководителями наркомпрода ещё во второй половине 1918 года выступал против установления продовольственной диктатуры, этого своеобразного краеугольного камня политики «военного коммунизма». Менее чем через полтора года проходивший под руководством Рыкова III Всероссийский съезд Советов народного хозяйства принял предложение Ларина упразднить продразверстку и установить натуральный налог. Это «забегание вперёд» стоило Ларину санкции ЦК, лишившей его места члена Президиума ВСНХ. Не обошлось, очевидно, без неприятностей и для Рыкова.

Как уже говорилось, на том же съезде были приняты меры по некоторому ослаблению жёсткой централизации управления народным хозяйством и предоставлена определённая самостоятельность местным совнархозам. Это произошло в начале 1920 года, а в конце его, когда победа в вооружённой борьбе с интервентами и белогвардейцами уже вполне определилась, Алексей Иванович, выступая на VIII Всероссийском съезде Советов с докладом о положении промышленности и мерах её восстановления, внёс предложение принять резолюцию о децентрализации управления предприятиями.

Пойдя в свое время на создание системы главкизма, председатель ВСНХ видел её серьезные изъяны. Он быстро обнаружил почти неизбежно связанные с ней злоупотребления на почве «гипертрофии, — как подчеркивал он, — централизованных форм управления». Эти злоупотребления приобрели характер «крупного экономического фактора, отрицательное значение которого далеко превышает злоупотребления отдельных лиц», так как он способствует бюрократизации всего управленческого аппарата. «Для меня является совершенно несомненным, — говорил Рыков в середине 20-х годов, — что созданная нами со времени Октябрьской революции система управления хозяйством не вполне соответствует новым задачам». Эта система, отмечал он, возникла «в условиях гражданской войны и растущего разрушения» и в условиях мирного строительства не может быть приемлемой, ибо «покоится на такой централизации, которая исходит из недоверия к каждому нижестоящему звену» [20] Здесь Рыков коснулся одного их самых негативных явлений бюрократической иерархии: ответственность управленца не перед нижестоящими, а только перед вышестоящими, его безразличие к первым, но полная зависимость от вторых, порождающая угодничество, стремление «выслужиться» любыми путями. . Вызванная войной централизация с переходом к нэпу подвергалась ломке, но оказалась живучей…