Дмитрий Шелестов - Время Алексея Рыкова

«Ликвидация бедности, невежества, неграмотности, отсталости, — писал он в 1925 году, — которые мы унаследовали от всего царского периода нашего государства, и достижение в материальном и культурном отношениях уровня, превышающего Западную Европу или даже достигающего его, будет, при условии диктатуры рабочего класса, означать ликвидацию новой экономической политики и всего переходного периода и вступление в стадию непосредственного социалистического строительства». В течение этих лет новое общество призвано полностью усвоить все достижения капитализма (производить много, скоро и дёшево). Рабочий класс должен показать, что он в условиях пролетарской диктатуры сможет организовать свой труд и будет работать лучше, «чем работает Форд и капиталисты». Лишь тогда мы «с полным правом можем сказать, что все главнейшие трудности переходного периода преодолены». Таков был, по его мнению, рубеж, на котором, оттолкнувшись от достигнутого капитализмом уровня техники и организации производства, можно развить дальше производительные силы на основе иной организации общественного труда до уровня, недоступного эксплуататорскому строю.

Небезынтересны и суждения Рыкова о построении в будущем «полного социализма». «Самое понятие «полное» социалистическое общество, — говорил он в 1927 году, выступая на пленуме Исполкома Коминтерна, — мне кажется, является условным. Капитализм в своем развитии пережил целый ряд фаз и изменений. Несомненно, что и развитие социалистического общества будет иметь свою богатую историю. Сказать же с абсолютной точностью, где мы будем иметь полный социализм и где кончается «неполный», мне кажется, совершенно невозможно, и споры по этому вопросу являются праздными».

Но совсем не праздным считал он решение проблемы развертывания движения по пути социалистического строительства. Она возникла для него не только теперь, в середине 20-х годов, когда взмах гигантских качелей на комментируемой им диаграмме начал выводить экономику страны к отметкам 1913 года. Ещё в том, теперь уже отдалённом восемнадцатом, едва вступив в руководство ВСНХ, Рыков сразу поставил вопрос о том, что деятельность этого органа «должна иметь в виду социалистическое строительство». «Строя нашу хозяйственную жизнь, — говорил он тогда же, — мы всегда должны помнить о том, что мы тем самым строим социалистическое общество».

Этот его общий подход остался неизменным и семь лет спустя, когда Алексей Иванович убедился, что реальный ход событий подтверждает возможность успешного созидания нового общества в условиях капиталистического окружения. Такую уверенность он последовательно пронес и отстоял вместе с большинством партии в острой идейной борьбе 1923–1925 годов.

Не случайно, что именно ему было поручено подвести на XIV съезде ВКП (б) итог этой борьбы. В своей заключительной речи Рыков раскрыл главное значение этого съезда, на котором «партия впервые констатировала, что рабочий класс на деле приступил к строительству социализма». «Мы вступаем, — говорил он, — в радостную для нас эпоху, в эпоху осуществления того, для чего происходила Октябрьская революция. Начинается эпоха органического положительного строительства социализма, которое будет сопровождаться громадными трудностями». Их, подчеркнул выступающий, «мы должны преодолеть во что бы то ни стало» и обеспечить «развертывание строительства социализма в условиях капиталистического окружения, в условиях новой экономической политики».

Размышляя над основными вехами государственной деятельности Алексея Ивановича Рыкова, можно заключить, что две из них, обозначенные XIV (декабрь 1925 года) и XV партсьездами (декабрь 1927 года), определили грани своеобразного эпицентра этой деятельности. И дело, конечно, не во внешних атрибутах, скажем, не в том, что именно его речи открывали и заключали работу этих съездов, на которых он был одним из двух лидеров страны, особо отмечаемых делегатами вставаниями и овациями, сопровождавшими их выступления. Впрочем, и это показательно, так как отражает реальную обстановку в высшем руководстве, наличествовавшую в 1926–1927 годах.

На её общей характеристике следует остановиться несколько подробнее, так как она не вполне точно, на наш взгляд, оценивается в части советской и зарубежной литературы и, кроме того, имеет важное значение для понимания действительного положения Рыкова в системе партийно-государственного руководства того времени, позволяет выявить некоторые черты, свойственные «красному премьер-министру».

К началу 1926 года популярность Рыкова в партии и стране достигла наивысшей отметки, сохранявшейся затем на протяжении примерно трех лет. Выше говорилось, что уже к моменту своего назначения новый руководитель центральной исполнительной власти имел большой авторитет. Но не нужно думать, что последовавший вскоре переезд Рыкова с Воздвиженки в кабинет расположенного в Кремле здания Совнаркома СССР сразу и автоматически обеспечил ему дальнейший рост популярности.

Он явился результатом конкретных дел, преодоления немалых трудностей, в том числе и субъективного порядка. Кончина Ленина застала Рыкова больным, необходимость срочного лечения сердца вынудила его сразу после избрания председателем Совнаркома согласиться с рекомендацией врачей о выезде за границу. Это была его последняя зарубежная поездка. Вместе с Ниной Семеновной он провел под чужой фамилией два или три месяца в Италии.

Возвращение ускорила тревожная весть. Едва оправившаяся от страшного голода 1921–1922 годов страна летом 1924 года пережила новую, правда вполовину меньшую по масштабам, засуху. Рыков немедленно возглавил специальную правительственную комиссию по борьбе с её последствиями, а затем, в августе, выехал в южные районы РСФСР, особенно пораженные неурожаем. Эта поездка открыла целую серию последующих, вплоть до конца 20-х годов, поездок по стране, не имевших ничего общего с парадностью, заполненных практическими делами и обеспечивавших «обратную связь» с широкими слоями трудящихся.

М. Горький, следя за борьбой с засухой по газетам, с теплом писал в те дни из Сорренто (Италия) Рыкову: «Весьма полюбовался фотографиями Вашей поездки по Поволжью, жаль только, что Вы морщитесь, когда Вас снимают, и выходите на снимках человеком, у которого зубы болят. Но — какие хорошие рожи мужиков!» [33] М. Горький с большим уважением относился к Рыкову, видел в нем «очень умного, искреннего человека и знатока госхозяйства». Рыков тоже вглядывался в мужицкие лица, но больше его интересовали думы крестьян. Те августовские беседы в деревнях способствовали утверждению его мыслей о том, что главнейшей формой организации крестьянства и проявления его активности должна явиться кооперация, поощрение её различных форм.