Петр Кропоткин - Памяти Петра Алексеевича Кропоткина

Из «Записок революционера» и из всех данных дознания видно, что С. С. Лаврова, действительно, принимала участие в бегстве Кропоткина. Она, повидимому, вела переписку путем шифра при помощи книг, которые приносила Кропоткину. Она передала ему в часах записку, окончательно устанавливавшую план бегства. Она, проходя под окнами камеры Кропоткина, успевала обмениваться с ним несколькими французскими фразами. Она сумела проникнуть в арестантское отделение, сиживать в служительской комнате, вести разговоры и переговоры со служителями и давала им чаевые деньги. Смелая и решительная, она даже однажды пыталась получить нелегальное свидание с Кропоткиным, обратившись за этим к одному из дежуривших портупей-юнкеров. Ходила она в госпиталь без разрешения и действовала «явочным порядком» за свой страх.

Но С. С. Лаврова бесследно исчезла. Ни малейших указаний у властей об ее местопребывании не было. Был на-лицо ее муж, но он с женой не жил: у него была новая семья. К тому же Софья Лаврова именовалась по отчеству то «Севастьяновной», то «Александровной». Как было выяснено при дознании, она долгое время жила в доме графа Муравьева-Амурского, который называл ее «дочерью», — отсюда и пошло ее второе отчество. Но оно спутывало власть в поисках — и С. Лаврову так и не пришлось привлечь к дознанию.

28 июля (т.-е. через три недели после ареста, а не через три месяца, как утверждает Кропоткин в своих «Записках») Л. С. Павлинова была освобождена под поручительство ее мужа, в сумме 20 т. р.

Тем временем вернулся в Петербург жандармский подполковник Смельский, командированный III отделением в поиски беглого Кропоткина. Командировка дала самые плачевные результаты. Однако, большой интерес представляет его отчет, представленный в III отделение в порядке агентурном.

Подп. Смельский прежде всего направился в Финляндию, чтобы отыскать «Белую Кирку», в которую, по агентурным сведениям, будто бы бежал и там укрывается Кропоткин. «Белой Кирки» вообще не оказалось. Но Смельский нашел около Белоострова, а затем у «Новой Кирки» две дачи — Филимонова и Лаврова, на которых окрестные финны будто бы видели лицо, похожее на Кропоткина. Смельский обнаружил около дачи Лаврова агента III отделения, который в третий раз сюда приезжал и ровно ничего выяснить не мог.

Гораздо интереснее, по привходящим деталям, путешествие Смельского в Германию.

Смельский объехал со стороны Пруссии пограничные местности Польши и Ковенской губернии, а также прибрежные места Пруссии от Мемеля и до Штетина. Германские власти действовали в полном общении со Смельским. «В Германии, — пишет он в агентурном отчете, — при особом содействии мне в лице полицей-президента гор. Кенигсберга г. Девенс гумбиненского губернатора графа Весларп, начальника сыскной кенигсбергской полиции г. Ягельского, русского консула г. Вышемерского и статс-анвальдта (прокурора) Хефт, — положительно дознано, что Кропоткин по сие время не появлялся ни в одной из местностей всей Германии и о разыскании его сообщено секретно , с приложении фотографии, во все главные германские полицейские управления. О побеге Кропоткина было известно заграницей уже давно, и об этом в первых числах июля было напечатано почти во всех иностранных газетах».

«В Швейцарии, — продолжает Смельский, — производит розыск один из мне знакомых полицейских гор. Кенигсберга; отправившийся туда недавно, и покамест я еще не имею от него сведений о результате розыска».

Заканчивает свой доклад Смельский «сенсационным» сообщением, которое должно свидетельствовать о серьезности его отношения к своей задаче.

«По слухам, — пишет он, — социалисты всех государств собрались ныне в Филадельфии для обсуждения каких-то вопросов, а потому князь Кропоткин, наверно, ныне находится в Америке; с наступлением же осени, вероятно, прибудет в Швейцарию, где, как говорят, в ноябре будет тоже съезд социалистов в Женеве, Цюрихе или каком-либо другом из тамошних городов».

К этим жандармским измышлениям сочла нужным сделать и свое добавление императорская русская миссия в Дрездене, которая препроводила в III отделение 7 августа 1876 г. «сведения, доставленные императорской миссии полицейским управлением г. Хемница о каком-то русском князе Крапотине (?), которые, быть может, не будут лишены интереса».

Почему-то III отделение придало большое значение материалам, присланным миссией, быть может, веря источнику хемницкой полиции, быть может, в силу жадной неразборчивости, с какой оно хваталось за всякое сообщение о Кропоткине. Присланный из Дрездена материал оказался вырезкой из хемницкой газеты следующего содержания (в переводе вопреки оригиналу, Крапотин именуется уже «Кропоткиным»):

«Мы недавно сообщали о смелом побеге бывшего петербургского арестанта князя Кропоткина (несколько лет тому назад он отдал безвозмездно земли крестьянам в своем имении). На этих днях здешняя полиция была извещена о том, что князь Кропоткин выехал из Берлина в Брауншвейг; приметы князя-социалиста были сообщены и полиции было поручено иметь за ним наблюдение. Владельцы гостиниц были об этом уведомлены. Как мы дружелюбно расположены к России! — Полиции однакож не удалось открыть князя Кропоткина. Брауншвейгская полиция может долго его разыскивать; несколько дней уже тому назад князь Кропоткин приехал из Берлина в Хемниц, был в ресторане, посещаемом преимущественно здешней буржуазией, и провел время очень весело. В настоящее время он уже прибыл благополучно в Швейцарию».

Из немецкого оригинала видно, что эта заметка перепечатана хемницкой газетой из брауншвейгской, но на этот пропуск в переводе III отделение не обратило никакого внимания и в таком виде представило эту явную нелепость императору Александру, о чем имеется на оригинале пометка от 11 августа 1876 г.

Между тем жандармское дознание шло своим путем, и 24 августа отдельного корпуса жандармов подполковник Оноприенко и товарищ прокурора судебной палаты Поскочин подписали любопытное постановление о привлечении к делу смотрителя Николаевского военного госпиталя полковника Стефановича. Постановление это написано редким среди канцелярской литературы слогом, горячо, убедительно, с сильным логическим анализом, с энергичными приемами обличений, проникнутых настоящим пафосом. Нет сомнения, что автором этого документа явился товарищ прокурора палаты Поскочин, потому что многочисленные произведения пера подполковника Оноприенко, имеющиеся в деле, представляют собою весьма убогие образцы письменной литературы.

Это постановление послужило материалом для всеподданнейшего доклада, сделанного ген.-ад. Мезенцовым 9 сентября 1876 г. в Ливадии. Доклад подводит итоги всей розыскной работе III отделения и дает окончательный ответ на вопрос о виновниках происшествия 30 июня 1876 года. Он является последним этапом, который убеждает, что III отделение так до конца и осталось в полнейшем неведении относительно действительной обстановки бегства Кропоткина.