Василий Козлов - Люди особого склада

Сразу было видно, что это человек с большим опытом, смелый, инициативный и добросовестный. Герасим Маркович знал не только свой, но и соседние районы, имел множество знакомых среди местных жителей и обладал исключительными способностями следопыта. Он легко ориентировался в любой местности, в любое время суток мог провести через любое болото или лес. Такие люди нам были просто необходимы.

Когда надо было добыть что-нибудь нужное для штаба, Герасим Маркович почти безошибочно указывал, где и у кого это можно достать. Как-то зашел разговор о новом радиоприемнике, и он сказал, что аппарат можно взять у жены местного лесничего Веры Сущени, а батареи найдутся только у одного очень дальнего человека, его хорошего знакомого, да у некоторых его родственников.

Нашлись специалисты по установке антенны и радиоприемника. Нашлось несколько человек, умеющих быстро записывать передачи, в их числе — Филиппушка, Костюковец и работник обкома Сакевич. Иван Денисович Варвашеня отрегулировал радиоприемник, С пяти часов вечера 6 ноября он начал ловить Москву.

Двери штабной землянки открыты настежь. Желтоватый, дрожащий свет лампы, стоящей на столе возле приемника, освещает взволнованные и напряженные лица людей. И в землянке и возле нее много партизан и крестьян из соседних деревень. Наступал великий праздник, и каждому хотелось почувствовать его всем сердцем. Двадцать три года люди праздновали годовщину Октябрьской революции. Это уже стало традицией, духовной потребностью советского человека.

И вот снова пришел великий праздник, а кругом фашисты. Людей потянуло туда, где можно дать волю своим мыслям и чувствам, где можно хоть на минуту отдаться праздничному настроению и где, наверное, будут добрые вести.

Жила у людей непоколебимая уверенность в том, что день XXIV годовщины Октября должен принести что-то радостное, счастливое. Не хотелось думать о тяжелом, печальном, хотя судьба любимой столицы вызывала тревогу. Фашистские стервятники сбрасывали листовки, в которых заявляли, что гитлеровцы якобы уже взяли Москву. Ежедневно в отрядах партизаны слушали сводки Советского Информбюро, ежедневно партизанские агитаторы расходились по деревням со свежими вестями с фронта. Но не всегда эти вести были такие, какие хотелось услышать: люди ожидали решительного перелома, ждали крупных побед.

В лагерь пришли все, кому можно сюда прийти: свободные от службы партизаны, наиболее надежные и проверенные связные, деревенские коммунисты — руководители подпольных групп, комсомольцы… Здесь можно было увидеть многих из тех, кто присутствовал на первом районном партийном подпольном собрании на лесной полянке. Вот на пороге, землянки, прислонившись широкими плечами к косяку, сидит Григорий Иванович Плышевский. Его группа выросла в самостоятельный отряд и провела несколько довольно значительных операций. Рядом на пеньке примостился Степан Корнеев, командир роты в отряде Долидовича.

Пришла и Феня Кононова — учительница, секретарь подпольной комсомольской организации в деревне Нижин. Закутанная в большой теплый платок, в неярком свете лампы она выглядела солидной, пожилой женщиной. Со времени первого партийного собрания она заметно изменилась: взгляд карих, темных глаз стал глубже и спокойней. Девушка внимательно следила за всем окружающим. В течение последних месяцев она провела большую работу в своей и соседних деревнях. С помощью Любанского подпольного райкома комсомола, секретарем которого был назначен Адам Майстренко, она организовала в деревне Нижин сильную комсомольскую группу. Комсомольцы собирали для партизан оружие и боеприпасы, проводили диверсионную работу на дорогах, распространяли листовки. Кроме того, дом Кононовых — одна из главных конспиративных явок.

Трудна и опасна жизнь этой скромной девушки. Выполняя свой патриотический долг, она жертвовала всем. Часто Феня вместе со своей сестрой, комсомолкой Марией, доставляла нам чрезвычайно важные сообщения из Слуцка, Осипович, Бобруйска. Каким бы трудным ни было задание, Кононова, не колеблясь, бралась за него и всегда точно выполняла.

Иван Денисович Варвашеня с наушниками все шарит и шарит в эфире. Присутствующие, не отрываясь, следят за движением его рук, заглядывают в лицо.

Люди ожидают уже около двух часов. Здесь много партизан, которым скоро идти в бой. Услышать бы им хоть что-нибудь о Москве, о советском тыле — тогда легче воевать, рука крепче будет держать оружие!

Роман Наумович подсел ближе ко мне и шепчет, как бы продолжая наш недавний разговор:

— После боя снова пойду в Минск и Бобруйск.

— Пойдешь, если пошлем, — шепотом отвечаю я.

— Обязательно надо послать! — убеждает меня Мачульский. — Не меня, так еще кого-нибудь. Со всеми нашими городами надо связаться, создать там крепкое партийное подполье.

— Теперь уже, Роман Наумович, надо не только создавать подполье, но и умело им руководить, чтобы оно было действенным, поднимало людей на борьбу. Вот что сейчас нужно…

Я замолчал и тронул Мачульского за локоть, заметив, как сосредоточенно-спокойное лицо Ивана Денисовича осветилось радостью. И вдруг красный глазок приемника начал темнеть — разрядилась батарея. Все беспокойно задвигались, стали звать Гальченю. На счастье, в его запасливом мешке нашелся еще один заряд. Несколько пар рук лихорадочно взялись налаживать аппарат. Не прошло и трех минут, как Варвашеня снова схватился за наушники.

— Что ты услышал? — спросил его Мачульский.

— Мне показалось… — Иван Денисович не договорил и хотел надеть наушники.

— Что, что? — посыпалось со всех сторон. — Скажи, что показалось, что послышалось?

Варвашеня улыбнулся и, как бы извиняясь за свою неуверенность, сказал:

— Мне показалось, что я услышал голос Москвы, только не Могу еще сказать твердо… Может, мне почудилось…

И он снова углубился в свое занятие. Его поиски теперь были еще более напряженными, это было заметно по движениям пальцев, по выражению лица. Должно быть, в душе Иван Денисович верил, что тот голос, который на мгновение долетел сюда, на далекий партизанский остров, был голосом Москвы.