Филипп Бобков - КГБ и власть

В качестве заместителя директора круиза я был направлен на теплоходе «Грузия» на Всемирную выставку в Брюсселе. Задача состояла не только в том, чтобы препятствовать попыткам склонить наших граждан к невозвращению на родину, но и в проведении конкретных оперативных мероприятий контрразведывательного характера.

Теплоход прибыл в Антверпен, и у пассажиров, соответственно программе, началась туристическая жизнь. У меня же и моих коллег была своя программа. Уже в первый день представитель резидентуры в Бельгии предупредил, что НТС готовится к обработке туристов. Обсуждается даже возможность вывоза одного из них за переделы Бельгии. Можно себе вообразить, сколько тревоги доставило это сообщение. Вскоре все подтвердилось: в первый же день кое-кому из советских туристов предложили остаться в Бельгии, хотя они были предупреждены и старались держаться группами.

Мы взвесили все и решили, что на следующий день несколько человек отправятся бродить по выставке поодиночке, я тоже решил походить по павильонам. Хотелось проверить все на себе, если, конечно, меня надумают вербовать. Однако за весь день никто не подошел. Вечером везло больше — их начали «обрабатывать». Эти двое решили подать вербовщикам надежду: договорились о встрече на следующий день.

Однако на свидание отправился только один — пусть думают, будто второй струсил. Еще несколько человек стали разгуливать повсюду в одиночестве.

Пошел дождь, я переждал его под навесом какого-то павильона, как вдруг услышал русскую речь. Хорошо одетый господин средних лет обратился ко мне:

— Вы советский? Вот хорошо! А я журналист из Парижа, приехал с коллегой на выставку. — Он кивнул на стоящего рядом молодого человека.

Завязалась беседа. Поначалу разговор шел совершенно невинный: как нравится выставка, что произвело наибольшее впечатление. Постепенно и, надо сказать, умело «журналист» перевел беседу в другое русло. «Советский павильон, конечно, очень интересен, но мы ведь с вами знаем, и СССР, и другие страны обычно привозят на выставку экспонаты и товары, изготовленные специально для такого случая, в самой стране их нет». Я промолчал. Потом мой собеседник заговорил о трудностях жизни, и особенно — в Советском Союзе.

Дождь кончился, и мы ушли из-под навеса. Гуляли по выставке часа два, «журналист», незаметно приближаясь к своей цели, заговорил о режиме в нашей стране. Мои возражения не стал оспаривать, видимо, боялся перегнуть палку и спугнуть «добычу».

Наконец я сказал, что мне пора возвращаться, и стал прощаться, заметив как бы между прочим, что, если нас увидят вместе, ничего хорошего это мне не сулит. «Журналист» понимающе закивал головой, сказал, что ему было очень интересно со мной побеседовать, и предложил встретиться на следующий день в 17 часов у фонтана. Он покажет мне «веселую» Бельгию. Я согласился. Именно в 17 часов уходил последний автобус, доставлявший наших туристов с выставки на причал. Таким образом, я на него не попаду. План собеседника не вызывал сомнений.

Утром директор круиза предложил мне поездку по стране на автомобиле туристической фирмы «Дженерал кар», принимавшей советских туристов. Поехали втроем: директор Касисинов, его заместитель и я. Шофер — бельгиец.

Поездка была чудесная, Брюгге, Гент, Остенде, древние города, и каждый со своим шармом и атмосферой — старая добрая Бельгия, изумительная средневековая архитектура. Смотрю по сторонам, а в голове неотступно: «В 17 часов у фонтана».

Мы уже возвращались, и до Брюсселя оставалось не более 40 километров, когда из-за каких-то неполадок машина встала. 15 часов. Мимо нас и навстречу мчатся автомобили, но ни один не остановился. Наконец к нам подъехала полицейская машина. Страж порядка расспросил обо всем шофера и пообещал прислать техпомощь. Но время шло, а ее все не было. Мои спутники забеспокоились: успеем ли явиться на судно без опоздания.

Я успокоил:

— Не волнуйтесь, все будет в полном порядке, к пяти часам вечера мне надо быть на выставке, и я прибуду туда вовремя. Езды осталось не более двадцати минут. Думаю, не позднее, чем без двадцати пять, мы двинемся в путь.

Я был убежден: вчерашний разговор дал вербовщикам надежду на то, что я захочу остаться в Бельгии, и уж они такую «добычу» не упустят.

Расчет был точный: без двадцати пять возле нас притормозила машина, водитель подошел к нам и объяснил, что его послали забрать нас и подвезти на выставку. Техпомощь прибудет позже.

Действовал ли НТС заодно с фирмой, принимавшей нас, — не знаю, но в условленное время мы и в самом деле были на выставке. Я попросил спутников подождать несколько минут и направился к фонтану. Мои знакомцы радостно встретили меня.

— Господин Невский, — сказал я (а это был он, один из активных деятелей НТС, как нам удалось накануне установить по имевшейся в резидентуре фотографии), — мне уже совсем не хочется в «веселую» Бельгию, но я хотел бы поблагодарить вас за любезность.

Невский застыл на месте от изумления — он ведь не называл своей фамилии! В полной растерянности стоял и его молодой спутник.

Конечно, склонение советских граждан к невозвращению на Родину было лишь одной из целей НТС. Основным содержанием их деятельности являлось проникновение на территорию страны, поиск сообщников непосредственно в советской среде. Это обстоятельство в первую очередь требовало внимания к НТС со стороны контрразведки, в том числе 5-го Управления. Проводя оперативные мероприятия совместно с внешней разведкой, мы стремились выявить лиц, сотрудничающих с НТС, их участие в подрывных акциях.

И надо сказать, делали это небезуспешно. Например, в 70-е годы мы знали почти всех адресатов, к которым шли зашифрованные радиопередачи, были готовы к приему засылавшихся эмиссаров.

Сейчас, когда НТС получило право иметь свои организации на территории России, убеждаюсь в безошибочности наших наблюдений и выводов. Практически все, кто признал ныне свою давнюю связь с НТС, были известны нам и находились под наблюдением. Немногие из них привлекались к уголовной ответственности, так как их принадлежность к НТС не выражалась в действиях, а лишь ограничивалась признанием программы «солидаризма».

НА ЗАПАДЕ СУЩЕСТВОВАЛО немало центров, организаций, фондов различных направлений, которые вели подрывную работу против Советского Союза, рассчитанную на дестабилизацию обстановки, на компрометацию партии и советского руководства. Их деятельность координировали и направляли специальные службы. Они именовались подразделениями «психологической войны».

При штабе НАТО, например, действовало специальное подразделение, осуществлявшее «психологические операции». Важная роль в проведении подрывной пропаганды принадлежала Информационному агентству США (ЮСИА).